Вашему вниманию — рассказы пехотинцев, артиллеристов, танкистов, партизан, летчиков и многих других советских воинов разных родов войск. Они вспоминали о многом, но сейчас мы намеренно процитируем лишь то, что касается «еврейского вопроса».
...С началом войны немецкая пропаганда вбила людям в головы, что « Во всем жид виноват, что из- за евреев война, что немцы пришли на Советскую землю только евреев и коммунистов резать, да колхозы распускать », и т.д и т.п. (Слева — типичная немецкая листовка тех времен. — Ред.) В пехоте много народу было малограмотного, так что, они такую немецкую пропаганду принимали за чистую монету... На Сталина гавкать – опасно, Гитлера проклинать, так это каждый день делаем — уже неинтересно. А тут тебе: На, пожалуйста, «дежурный» виновник всех бед на свете – евреи. И понеслось... И нередко в спину евреям стреляли в атаках. Я таких достоверных случаев несколько знаю. Ну а в плену, часто находился «добрый украинский друг», который с легкой душей, и даже не за миску баланды, выдавал товарища-еврея немцам на расстрел... Были и такие что спасали... Всякие были...
...Когда началась война никто и не мог предположить, какая страшная участь ожидает жителей моего местечка. Никакой достоверной информации что происходит на фронте мы не имели, ходили страшные слухи, но в них не верили. Немцы стремительно приближались к старой границе, и тогда мать собрала мне котомку с какой-то провизией на дорогу и сказала: «Беги сынок!». И я пошел на восток. До сих пор кровоточит мое сердце, когда я вспоминаю, как мать смотрела мне вслед...Больше мне не довелось увидеть своих родных... Только не немцы расстреляли евреев, жителей нашего местечка... Стреляли украинские полицаи, бывшие соседи обреченных жертв. Двоих полицаев повесили после войны по приговору трибунала, но многие полицаи участвовавшие в расстрелах, отсидев «десятку» за измену Родине, вернулись после лагеря в наше село и спокойно разгуливали по его улицам, да еще скалили зубы, когда видели, как какой-то чудом уцелевший на войне еврей приезжал искать могилу родных.
...Вместе со вторым взводным, Витей Андриевским, решили устроить для бойцов привал в лесу. Я пошел с винтовкой на разведку в Проскуров. А там полный хаос, погром. Никого не нашел ни в военкомате, ни в горкоме. Все уже сбежали… Местные жители смеялись мне в лицо и кричали «Кончилась ваша жидовская власть!»
...Помню, в училище были злобные низкорослые монгольские лошадки, и мы были обязаны учиться верховой езде. Зачем пулеметчику воюющему в передовой траншее, которому то на фронте всего неделя жизни отпущена, верховая езда? Но, из-за чьей-то начальственной прихоти, начались «кавалерийские» занятия. У меня все эти «буденновские» премудрости не очень хорошо получались. Крамаренко нас выстроил и говорит –«Вы еще увидите, как я из этого жида доброго казака сделаю!». Утром он подошел ко мне – «Извини за слово «жид», просто у нас на Дону все так говорят, я даже не хотел тебя оскорбить», и пожал мне руку.
...Я не сталкивался с явным антисемитизмом. Друг у меня был, так он любил подшучивать: «Матвей, один ты еврей в окопах сидишь» Я сразу «закипал», мол, оглянись вокруг. Рядом с нами полковая батарея стоит, так ей командует Кауфман, в батальоне был еще командир взвода Кац и пулеметчик по фамилии Берман, если я правильно помню его фамилию. А друг мой со смеху катается, доволен, что я «распсиховался». Нет, я не помню событий , когда меня по «пятому пункту» в армии дискриминировали.Может за глаза кто-то говорил на эту тему, но при мне- никогда. Большинство солдат были славяне, но и бойцов из среднеазиатских республик в пехоте всегда было много. У нас еще татар и башкир много было. Бурята помню. На передовой никому не интересна твоя религия, нация и т.д.Да и не успевали на эти темы поговорить. Там мысли одни, как бы до рассвета дожить, да о сухаре ржаном и котелке с гороховым концентратом.
...Аня Шмидт в том же бою встретилась с немцем, так она его в плен взяла, но потом в этом же бою погибла. Она мало того, что его в плен взяла, так когда наша пехота вперед пошла, она на него пулемет нагрузила, он пулемет вперед нес. Единственное, что я о ней знаю, что она из Витебска. Я не знаю, из какой дивизии она пришла на пулеметные курсы. Отчаянная девчонка была. По национальности была еврейка, но очень смелая. Поскольку я была чертежница, она меня попросила подделать ей графу «национальность» в красноармейской книжке. Она мне говорила: «ты сама понимаешь, к евреям такого доверия нет, как к русским, переставь мне национальность на русскую». Я пожала плечами – но надпись ей подделала.
...У нас был еврей, командир соседнего взвода. Ну, ничего мужик, вроде, так. Хороший мужик. А они хитрые умные, и русского человека обведут вокруг пальца, вот так. Что хохол, что еврей. Так вот я за всю войну, которую прошел там, видел хохлов: или старшина на батарее; или завскладом; или зав ОВС; или зав ОПС, значит, такие все должности занимали. А русский Иван: метелит, гнет, все делает. А это такие хитрые народы, и возникает чувство, какое-то, недоброжелательное к этим нациям. Думаешь: «А за что же русский-то мужик спину то гнет!?»
...К евреям в полку было хорошее отношение, никаких серьезных «антисемитских эпизодов» я не помню. Евреев было в полку много. Хорошо помню взводного КВУ Юду Зельдиса, командира огневого взвода Сашу Лахманлоса, наводчика Бориса Розенсона, бойца расчета Якова Гамбрайха, санинструктора Ефима Колодовского, ну и конечно Мишу Штермана. Нет, не было у нас, конкретно в нашем полку, стычек между бойцами «по нацвопросу». А вот сразу после войны в стране начался такой дикий разнузданный антисемитский шабаш на каждом шагу, что покойный Геббельс был бы доволен. «Пролетарский интернационализм» в советской стране приказал долго жить…
...Рота была чисто еврейской, за исключением нескольких человек, «сибирских литовцев», и политрука роты, бывшего литовского комуниста-подпольщика. Еще наш взводный лейтенант был литовцем, из старослужащих ЛА. Ротой командовал мой земляк и бывший сосед , выпускник Вильнюсского пехотного училища лейтенант Кац. Он начинает отдавать команды –«Направо! Налево!», так я ему из строя говорю –«Ицик, вся рота евреи, командуй на идиш». Все смеются, и Кац тоже улыбается.
...Евреев в полку было человек десять, но почему-то у многих были украинские фамилии-Черняк, Черненко, Ткачук и т.д. Мы по национальному признаку не кучковались, на фронте, твоя национальность мало кому была интересна. Поваром у командира полка был здоровенный мужик, уже в годах, бывший шеф-повар одесского ресторана Ткачук. Я проходил мимо штаба полка, он окликнул меня и стал говорить со мной на идиш, а не по-русски. Накормил меня яишницей с салом и налил две кружки самогона. Тут я был даже «счастлив», что родился евреем.
...Я тоже не слышал в танковом полку каких-то оскорбительных слов в адрес моей национальности. Все для меня в «этом аспекте» ограничивалось одним « любимым сомнительным комплиментом» в беседах между танкистами, мол, ты Сашка не еврей, ты смелый, ты наш, русский. Еврею из соседнего взвода говорили тоже самое. Так что, на фронте я особого антисемитизма не ощутил. Но когда я вернулся с войны домой, то мне было страшно, когда приходилось нередко слышать – «Жалко, что вас всех Гитлер не дорезал». Вы не можете представить мое потрясение, когда я, безрукий инвалид, с орденами на гимнастерке, шел по улице и пьяная рвань, бросалась на меня с криками – «Жидовская морда, где ордена купил?!». Один раз еду в автобусе, и такая же пьяная шваль, с ножом кинулась на меня и орала – «Убью, жидяра!». И все вокруг видели, что я — инвалид войны, и орденские планки на груди, но весь автобус молчал…Никто не заступился. После этого случая, я окончательно понял, что в системе координат «свой- чужой», я видимо нахожусь на «чужом» поле… Больно об этом говорить… Нас в школе, в классе, было четыре близких товарища: Лазарь Санкин, Миша Розенберг, Семен Фридман и я. С войны живым посчастливилось вернуться только мне одному. Так за что мои друзья погибли. Чтобы, после войны, каждая сволочь нам кричала – «жиды»...
...Как-то раненый лежу на носилках, жду отправки в тыл, все сознание затуманено после потери крови и операции. Стоят рядом два пьяных ражих санитара. Один другому показывает рукой на меня и говорит –«Смотри, еще один Абрам с фронта линяет, по Саре соскучился!». А я даже обматерить его не могу, сил говорить не было. Это после ранения в живот произошло... Вот попробуй таким гадам что-то докажи в этой жизни. Да и стоит ли вообще? Но «росту моего патриотизма и желания воевать» — эта фраза не способствовала. Я думал, что на фронте моя национальность – боец Красной Армии, но нередко находились желающие напомнить обратное... Многое с годами забывается, но случай с этим «декламатором» и с санитарами плотно засел в моей памяти...
...Я прилег около пулемета, а Кравченко стал выяснять отношения с Исааком, обвиняя его в том, что из-за него рота не выполнила поставленнную задачу. Все внимательно прислушивались к их спору. Вдруг Кравченко говорит, что все жиды похожи друг на друга: всегда выкручиваются, сваливая вину на другого: «Шо вы жиды завсегда других виноватите... Токи шо не себя!» Исаак, недолго думая, залепил ему хорошую пощечину. Кравченко рванул кобуру. Я перевернулся на живот, схватил ручной пулемет и сказал: «Эй, ротный..., поосторожней... Если тронешь пистолет, я полдиска всажу в твое хохлятское брюхо! Понял?!». Внимание всех было направлено на Исаака и ротного. Я лежал к роте спиной, и любой мог бы в меня выстрелить. Но никто не поднял руку на двух евреев-партизан. Таков был наш авторитет.
...Идет наш отряд на задание, а навстречу идет группа партизан-евреев из отдельного национального отряда. Сразу начинают им кричать: «Эй, жиды-недобитки, где ружья с кривым дулом нашли?» и все ржут. В отряды приходили «польские» парни, выросшие в небольших местечках и городах, не имеющие опыта лесной жизни и никакой военной подготовки, физические слабые после гетто или неловкие от рождения, почти не знающие русского языка, и поначалу малоприспособленные к жестокой партизанской войне... Идем на задание, переходим по бревну через реку, и тут один «поляк» плюхается в воду, падает с бревна. Сразу раздаются «соответствующие комментарии»: «Это тебе, сволочь жидовская, не в лавке торговать!». Я всегда пытался заступаться, но что могли сделать я и Пак в одиночку, когда, например, у партизанского костра слышали вот такой разговор. Обсуждалось зачисление бывших полицаев в отряд и тут один взводный, бывший старший лейтенант, говорит при всех, меня ничуть не стесняясь: «Надо их в отряд взять, они против немцев себя хорошими бойцами покажут. А то, что они жидов расстреляли, так туда жидам и дорога!»...
...Партизаны не знали мою настоящую национальность. Я «оставался» украинцем. Иногда слышались у костров «еврейские анекдоты», но особой злобы к евреям среди наших партизан не было. Рындин не скрывал своей национальности, и относились к нему все хорошо, да и если бы узнали, что я еврей, вряд ли бы кто-то стал на меня смотреть искоса или ждать момента, чтобы выстрелить мне в спину. Я уже неплохо зарекомендовал себя на боевых операциях, а это был главный критерий отношения к человеку в русских партизанских отрядах. Отряд, как я вам уже сказал, почти полностью состоял из русских людей, но иногда в бригаде я видел нацменов: был у нас таджик, был казах — пулеметчик, весь опоясанный лентами, и слабо говоривший по-русски. Он никогда не выпускал своего пулемета МГ из рук и даже спать с ним ложился в обнимку. Были в бригаде, как мне тогда казалось, еще несколько евреев, но они это скрывали, и все «шли в списках „ под славянскими фамилиями.
...Я помню, что после того как пришел в отряд Клюева и стал ходить на боевые задания, как-то при возвращении меня встретил партизан из нашего отряда, украинец по фамилии Шевченко. Не таясь, не скрываясь, прямо при всех, он заявил мне со злобным рыком: -“У-у-ууу! Паршивый жид! Был бы ты один , я бы тебя убил!»... И сколько таких Шевченко было в отрядах?!? Считать замучаетесь... Так что и уважение, и признание боевых заслуг, не гарантировали, что тебя не пристрелят тихой сапой свои же. Из соседней роты ушло на задание пять человек, из них два еврея, да с ними сама напросилась на задание отрядная медсестра Настя. Приказ на задание им отдал комиссар Двойников. С задания вернулись три человека, без евреев и Насти, командиру сказали, что нарвались на засаду. Я сразу почуствовал, что здесь что-то неладное. После войны, дошло, через «вторые руки», — один из этих трех по пьянке проболтался, что евреев они застрелили в спину, а потом «убрали» и медсестру, как лишнего свидетеля. Я думаю, что это они выполняли приказ Двойникова... Такие случаи были нередки.
...В ноябре 1942 года началось изгнание евреев из партизанских отрядов в пинских лесах. Просто «выбрасывали» людей, предварительно забрав у них оружие. Потом говорили — «Ты, жидяра, за нами не ходи, а то пристрелим!» . В нашем отряде уже было человек сорок евреев, кроме бежавших из Ганцевичей и различных гетто, к нам в отряд пришла со своим оружием отдельная боевая группа, составленная из беглецов с Кобринского гетто. И так постоянно приходилось слышать у партизанских костров, про «жидов недорезанных», а тут ненависть к евреям захлестнула через край. И хотя из нашего отряда выгнали всего лишь нескольких евреев, но другие, в знак солидарости и устав от постоянного унижения по нац. признаку, ушли вслед за ними.
...Я на какой-то момент остался наедине с Федорычевым. И набравшись храбрости, рассказал ему, что я вовсе не Остапенко, а Иосиф Маргулис, еврей из Выдыбора, что моих родителей и брата убили немцы, и что я поклялся отомстить, и прошу зачислить меня в его отряд. Капитан удивился – «Ладно, возьмем тебя в наш отряд, юный мститель. Только советую тебе по-дружески. Оставайся Остапенко, молчи, что ты еврей. В лагере тебе ничего не сделают, а если на задание пойдешь, могут запросто и в спину выстрелить. У нас уже так не один еврей погиб… Пойдешь в группу подрывников».
...Ко мне , как к еврею, в отряде, да и в отделении, у ребят, с которыми вместе участвовал в боевых операциях, отношение было неоднозначным. Мне говорили — «Ты не еврей! Ты на всех опасных заданиях первым добровольно идешь!», и эти постоянные «комплименты» были для меня как пощечины. Я действительно никогда ничего не боялся и сознательно лез первым вперед. Страха в бою у меня не было, смерти я не боялся, мне просто было нечего терять и некуда возвращаться… Что я мог им тогда ответить, как переубедить? Евреи – партизаны погибали в боях один за другим, но у партизанских костров по — прежнему повторялись дикие и нелепые обвинения в адрес евреев. Многих мы устраивали только в мертвом виде. Впрочем, и сейчас об этом многие мечтают.
...В армии я изредка сталкивался с некоторыми людьми, крайне негативно относившихся к евреям. Идем в Литве в разведку боем, и мне командир дивизионной разведроты, который-то и видел меня, может, всего во второй раз, заявляет с презрительной ухмылкой — «Знаю я ваших. Смотри мне, Гинзбург, на шаг из цепи отстанешь, я тебя лично пристрелю!». Но сам он, в итоге, в разведку боем не пошел, послал вместо себя командира первого взвода, еврея – лейтенанта…
...Я лежал в госпитальной палате, и слушал, как «отдельные личности» смакуют «любимую тему тыловых крыс», мол — «Жиды не воюют, а только мы кровь проливаем, когда евреи по тылам прячутся». Меня они принимали за украинца, и поэтому говорили всю эту чушь в открытую. «Яша Форзун из Житомира» — для них это звучало как чисто украинские имя и фамилия. Меня эти слова сильно задевали и оскорбляли, но к таким разговорам я, к моему великому сожалению, уже привык на фронте. В январе 1945 года меня вызывает к себе начальник госпиталя, а у него в кабинете находятся военком города и первый секретарь горкома. Спросили у меня анкетные данные. Я ответил, и тут все стали меня поздравлять, начальник госпиталя передает мне пакет. А внутри пакета временное удостоверение Героя Советского Союза. В госпитале сразу собрали митинг, у них впервые среди раненых появился Герой Союза. Поздравляли, а потом попросили меня выступить перед ранеными бойцами и рассказать, за что получил Звезду. Я вышел перед ранеными и медперсоналом, стою на костылях, и начинаю выступление следующими словами – «Для тех, кто в палате заявлял , что евреи не воюют, хочу сообщить – Я еврей!»...
Источник — http://radulova.livejournal.com
Последнее: 26.07. Спасибо!
Вот что бывает, когда человек забывает Бога.
Господи, помилуй нас грешных.
я не понимаю этой ненависти... что это, объясните мне? как человека, который ничего плохого никому не делает, можно ненавидеть? мне 25 лет, но все равно не понимаю!
Тоже произошло со славянами, после распада сов. союза. Они теперь тоже всем ,ещё недавно «братским» народам, поперёк горла.