У меня всегда было врождённое желание искать истину. Альберт Эйнштейн, с его теорией относительности, хотел знать, что происходит в мире. Я понял, что воспринимал мир не так, как следует.
Когда мне было 11 лет, моя мама заболела раком мозга. Они вскрыли ей череп, и она умерла вскоре из-за этого.
И я помню, на похоронах раввином был ребе Бинсток, великий и выдающийся раввин, и в своей поминальной речи он сказал: «Обычно люди живут лет семьдесят, но в случае Лолиты (так звали мою мать) она получила такое благословение, потому что она может попасть на небеса, будучи вечно молодой.»
И я помню молитву в миньяне после, поскольку это не укладывалось в моей голове, я подошёл к ребе и сказал: «Ребе, когда моя мама умерла, у неё была обрита голова и вскрыт череп. Вернёт ли Бог назад её не такой, а на год ранее, когда она была красивой? И если так, почему Он не может взять старых людей и вернуть их на несколько десятилетий назад, чтобы они были молодыми и красивыми?»
Раввин был в ужасе. Он посмотрел на меня и сказал моему деду: «Реувен! Как ты мог вырастить такого внука? Он должен сейчас же оставить миньян.»
И это была моя первая ассоциация с попытками искать в иудаизме ответы на мои вопросы. Я не собирался искать истину с помощью своего еврейского воспитания. Я просто не мог получить ответов. Потому вот что я сделал, я сказал: «Я возьму это на себя.»
Я попал на юридический факультет Гарвардского университета. И я помню первый день, когда я пришёл туда, проходя через ворота Гарвардского Двора, с эмблемой и девизом сверху из кованного железа со словом «Veritas». И на латыни это означает «истина». И я подумал, что это — реальное место, где я наконец-то доведу до конца свои поиски истины.
Законодательство было очень относительным и ограниченным. Потому, когда я занялся практикой, я всё взял в свои руки. Я был провидцем. Я составлял документы, которые предвидели все возможные обстоятельства. И клиенты текли ко мне. Я был известен как юрист, способный решить проблемы, которые другие люди решить не могли.
Я был так горд своими достижениями, и я совершенно не обращал внимания на то, что происходило с остальной моей жизнью. С вещами, которые, если так можно сказать, «не брались в расчёт по моим оценкам.»
Мой брак распадался, у меня был сын, над которым я не собирался брать опеку, мой отец умирал, и я практически ничего не чувствовал внутри, потому что мои руки были запятнаны моими юридическими документами. А затем, помимо всего прочего, как только в конце 80-х изменилась экономическая ситуация, люди столкнулись со всем тем, что я писал, и что ждало своего часа — этими «священными документами.» И мой мир действительно шёл на дно в том смысле, что снова ещё одна попытка найти истину не увенчалась успехом.
И посреди всего этого, у меня завязались серьёзные отношения с одной прекрасной женщиной по имени Сьюзи. Она была не такая, как все. Она очень сильно заботилась обо мне и моём сыне, так, что это успокаивало и было как целебный бальзам мне на душу после поражения, которое я потерпел тогда.
Когда она сказала мне, что мы должны пойти в церковь, на Пасхальный седер, который проводил верующий в Иисуса Христа еврей, что было для меня абсолютно бессмысленным, ей пришлось вести меня, пиная и подгоняя. Но когда я пришёл, он говорил о связи уз египетского рабства и рассказе Иисуса об узах рабства, которые налагает грех. Я почувствовал себя как Хелен Келлер [слепоглухая писательница] в колодце, когда она почувствовала воду и начала говорить слова с помощью своих рук.
Каждая страница Библии говорит нам об ограниченности Закона. И что документы, если в этом нет вашего сердца, стоят не более, чем бумага, на которой они написаны. Осознание того, что Он сам, идеальный, умер, чтобы мне получить награду, как будто бы я исполнил Закон, не исполняя его, было чем-то невероятно значимым для меня.
Оказалось, что, в ретроспективе, я был таким же глупым, как и все те евреи, которых я критиковал в еврейской школе. Я был на расстоянии 11 дней пути от Земли Обетованной, но я сам, по-своему, в реальном времени, провёл 40 лет в пустыне.
В 1998 году, когда я женился на Сьюзан и мы ждали ребёнка, оказалось, что у него будет синдром Дауна.
У меня была и так достаточно тяжёлая жизнь — моя мать умерла рано и многое из того, с чем я боролся, никуда еще не делось... И мне не нужен был еще и такой цурэс [проблема] на всю мою оставшуюся жизнь, и я просто не хотел этого.
Я задумался о своей вере и вере Авраама. Если подумать о том, что он был готов показать свою веру в Бога, убив своего сына, то каким же трусом должен быть я, если я не могу показать свою веру в Бога, совершая естественное — позволяя своему сыну жить. Мы назвали его Мэтью (Матфеем), что значит «дар от Бога». И мы с Сьюзан понятия не имели, как это будет здорово.
Все те вещи, которыми я был наполнен и которые, казалось, имели смысл, просто вылетели в окно с появлением Мэтью. Когда он поднимает свои руки и общается с Богом, это такая близость, о которой подобные мне люди вокруг могут только мечтать.
Последнее: 26.07. Спасибо!
