На весеннем молитвенном ретрите КЕМО мы пообщались с Николаем Корсуном, полковником Вооруженных Сил Украины, военным капелланом Христианской Службы Спасения и Киевской Еврейской Мессианской Общины. Поговорили о войне и сопротивлении злу, о заповеди «Не убей» и христианах в армии, о мобильной стоматологии и капелланском служении, а также о неверующих в окопах и пробуждении в Украине.
– Николай, расскажи для начала, пожалуйста, о своем пути к Богу.
– Я пришел к Богу в апреле 1993 года, находясь на первом курсе Киевского военного института управления и связи. С тех пор я верующий и всю жизнь служу Богу.
С 2014 года я являюсь членом КЕМО, с которой меня познакомили мои верующие друзья из Израиля. Служители общины как-то приехали в Израиль и остановились у моих друзей — и так те узнали о существовании в Киеве мессианского собрания, и потом предложили мне сходить на шаббат в КЕМО.
На собрании Бог сильно меня коснулся и во мне заговорила моя еврейская кровь. Мне по-новому открылась Библия, с еврейской точки зрения, открылась глубина еврейства и я понял, что мне нужно остаться в общине и развиваться в направлении еврейского мессианского служения.
На тот момент я проходил службу в ВСУ, уже находился в звании полковника, и не оставлял воинскую службу вплоть до 2017 года. Сейчас я уже шестой год на пенсии, ветеран Вооруженных Сил Украины, отслуживший 25 лет. Я также имею статус участника АТО, поскольку воевал на Донбассе в 2017 году, у меня есть награда за оборону Авдеевки.
После АТО я ощущал легкий ПТСР и стресс от всего происходящего там, от войны, от социума, который «не в теме» того, что происходит. Но постепенно, во многом благодаря общине и служению, я адаптировался к гражданской жизни и думал, что военную форму уже не надену никогда.
– Но пришлось... и это, как я понимаю, связано теперь уже с капелланским служением?
– Верно. В 2021 году в нашей общине проходила реформа внутренней структуры, и я занялся служением коучинга. Одной из задач коуча является помощь человеку в том, чтобы он сделал следующий жизненный шаг. Я сам предпринял ряд важных шагов в своей жизни, и потому решил попробовать себя в капелланстве, то есть в служении Слова военным.
Вместе со знакомыми капелланами я отправился на передовую (напоминаю, дело было еще в 2021 году), в Станицу Луганскую, в сёла Сизое и Болотяное — мы служили там 79-й бригаде, и приезжали туда примерно раз в месяц. И вот однажды мы попали к разведчикам, находившимся в «серой» зоне — это был разведвзвод 1-го батальона 79-й бригады. Мы привезли им то, что они запрашивали — продукты питания, медицинские принадлежности, книги. И, помню, стоит парень с позывным «Док», держит в руках всё это добро — счастливый такой, рад, что к нему кто-то приехал. И я его спрашиваю: «Ну что, брат, видел капелланов хоть раз?». «Да, видел, два раза. Первый раз — в 2014 году, а второй раз — спустя 7 лет, вот вас...».
Я поначалу же очень радовался, гордился — вот какие мы молодцы, какие крутые, что приехали... А потом меня пронзила боль от осознания того, что там кроме нас никого больше не было. Ни до, ни после. Не было ни священника, ни капеллана — никого, кто помолился бы за них, поддержал их. Я почувствовал боль от того, что церкви там нет и солдаты предоставлены сами себе.
Интересно, что тогда мы познакомились с командиром этого подразделения, и вот в этом году снова с ним встретились.
– Как это произошло?
– Дело в том, что у нас мобильная стоматология, и мы лечили зубы ребятам из 79-й бригады. И вот приехал один парень, а я смотрю на него и понимаю, что где-то я его видел. И он мне говорит о том же. Вспомнили, разобрались — была очень интересная встреча. У него к этому времени уже было четыре серьезных контузии, очень болезненных, и осколки, которые нельзя было доставать. Многие его сослуживцы погибли, в том числе тот самый «Док», с которым мы еще в 2021 году молились молитвой спасения.
И вот проблема в том, что люди умирают и идут в ад — и никто с ними не молится, никто не наставляет их в вере.
– А давай сделаем на этом паузу и перенесемся в 24 февраля 2022 года. Каким был этот день для тебя, что ты думал в то время?
– У меня не было никаких особых мыслей, я утром отправился на работу. Дело в том, что у меня есть небольшой бизнес, от меня зависели сотрудники и клиенты — нужно было выполнить работу. Мы выполнили свои задачи, я со всеми рассчитался, выдал премии работникам и сказал спасаться, кто может.
После этого, в первые дни войны, я находился в Киеве, помогал разным людям — развозил их на вокзалы, потому что такси практически не было, и люди целыми семьями, с детьми, стояли на остановках и ждали транспорт, который мог бы их вывезти из города.
Потом я несколькими машинами вывозил семьи военных во Львов — был момент, когда они опасались возможного захвата Киева и того, что в таком случае их родителями, женами и детьми будут манипулировать оккупанты. В итоге могла пострадать целая воинская часть и много-много жизней.
– Не посещала ли тебя как военного мысль вернуться в вооруженные силы?
– Возвращаться в ВСУ у меня мыслей не было, хотя я этого ожидал, поскольку приписан к конкретной воинской части — у меня есть конкретное рабочее место и должность, конкретные обязанности. До этого мне регулярно, раз в полгода, звонили, перепроверяли телефоны, мое местоположение, уточняли мобилизационные списки. Но когда началась война, что-то видимо пошло не так, поскольку я приходил в военкомат и мне там сказали: «Идите пока домой и ждите команды».
– В ожидании команды внимание вновь переключилось на капелланское служение?
– Это служение так и продолжалось, просто если раньше, когда мы приезжали, 200-х или 300-х практически не было, — то с началом полномасштабной войны обстановка поменялась. С нашей стороны было также много потерь, люди были напуганы, много военных с ПТСР — в общем, была очень нужна наша капелланская поддержка.
Поэтому мы, как волонтеры и капелланы, что-то возили и носили — полные бусы продуктов, амуниции, формы, ботинков и всего, что нужно нашим защитникам. Вначале войны этого ничего еще не было, поэтому вот так мы ездили к солдатам, проводили служения в разных подразделениях.
– Как профессиональный военный и в то же время верующий, можешь ли озвучить свой взгляд на вопрос участия христиан в войне? Можно ли верующему брать в руки оружие? Поскольку по этому поводу в христианской среде есть очень разные мнения...
– Поскольку я служил на командных позициях в воинских частях, этот вопрос я изучал еще и в довоенное время. Ко мне иногда приходили солдаты-верующие и говорили: «Я не буду брать оружие и не буду принимать присягу». Я отвечал: «Прекрасно, я тоже верующий и у меня есть оружие. Давай поговорим... Где в Библии написано, что нельзя брать в руки оружие?». Ну, и на этом всё как правило заканчивалось.
Поэтому, моё мнение таково — Библия не запрещает брать в руки оружие и защищаться. Наступать, проявлять агрессию, причинять кому-то боль, убивать и унижать — это не наша задача, но верующие имеют право защищаться, когда приходят в их дом с целью убить их семью. Верующие должны заботиться о своих ближних и печься об их спасении, насколько это возможно.
Понятно дело, когда на тебя идёт 20 человек, а ты безоружен — что тебе остаётся? Простая задача — выжить. Но если ты можешь спланировать защиту себя и своей семьи, и предусмотреть оборону своего села, города и страны, и для этого тебе нужно пойти в какую-то структуру, то я думаю, что в этом греха нет. Ни для верующих, ни для неверующих. В Библии не написано о том, что запрещено брать оружие, и что защищаться — это грех. Такого в Писании нет.
Другой вопрос, что в конкретных общинах и церквях есть внутренние уставы, которые определяют, что есть священнослужители, служащие Бога конкретно в этой общине/церкви — и считается, что такие люди не должны брать в руки оружие. Что их задача и миссия другая — молитва, служение пострадавшим от войны людям и т.п. То есть, это внутренний устав такой общины, который предусматривает такое поведение.
Вся Библия — и Ветхий Завет, и Новый Завет — пишет о войне, и даже сам Бог возглавляет воинство, Он сам воин. Он ведет борьбу, вместе с человеком, против зла. А если человек не борется со злом, не оказывает злу никакого сопротивления — в чём тогда его вера? Поэтому мы должны называть зло злом, мы должны хоть как-то ему противостоять, поддерживать всячески тех, кто ему противостоит, — делать окопные свечки, возить продукты, донатить — всё это является сопротивлением злу. И особенно голос церкви должен звучать и говорить, что зло — это зло.
Поэтому капелланы приезжают к солдатам и с библейской точки зрения объясняют, что такое зло и сопротивление ему. Кто-то молится, кто-то берет оружие — но сопротивление злу должно иметь место. И церковь должна быть на стороне света и поддерживать сопротивление тьме.
– Расскажи чуть подробнее о вашем служении солдатам на фронте.
– Я на эти темы провожу целые тренинги и семинары в разных церквях и союзах, поскольку мы постоянно посещаем солдат, и у нас есть уже целая структура и порядок служения. То есть, на эту тему можно говорить два дня. Но вот вкратце некоторые моменты и детали.
Приезжая в воинскую часть, мы приветствуем солдат, обнимаем их. Мы смотрим им в глаза. Говорим им слова благодарности. Общаемся с ними с улыбкой. У нас есть женщины-капелланы в служении, которые ездят вместе с нами. И они благодарят солдат за то, что те исполняют свой долг и спасают женщин и детей. Говорят о том, что, благодаря их службе на передовой, женщины могут заботиться о своих семьях, могут водить детей в школы и детские садики, жить мирной жизнью.
Это на самом деле очень важно для мотивации солдата. Поскольку порой он находится неделю, месяц, год на передовой и начинает терять смысл своей службы. И когда он видит женщину-капеллана, которая олицетворяет матерей, жен и дочерей, — он видит в ней свою жену, свою маму или дочку, которая говорит: «Папа, ты здесь нужен! Муж, ты здесь нужен! Спасибо за то, что ты есть...»
После этого капеллан рассказывает о том, кто такой солдат и что Библия говорит о солдате. Интересно, что за небольшим исключением военные в Писании преподносятся в положительном ключе. В Послании к Тимофею говорится, что в служении Богу нужно брать пример с военных — то есть, речь о дисциплине, ответственности, самопожертвовании и т.д. Поэтому мы говорим солдатам, что Бог и Библия относятся к ним с одобрением, что они молодцы и герои, поскольку защищают свою страну, что Бог всё это ценит. В Послании к Римлянам сказано, что военные — слуги Божьи, которых Он использует для того, чтобы наказать зло и творящих беззакония.
Дальше мы говорим о той морали, которая касается военной службы. Когда к Иоанну Крестителю пришли воины и спросили его, что им делать, он указал им на три вещи: никого не обижайте, не клевещите и довольствуйтесь своим жалованием. Мы раскладываем это всё по полочкам.
Что значит «никого не обижайте»? Это касается в первую очередь тех, рядом с кем ты воюешь. Уважайте командиров, уважайте побратимов, поскольку сейчас других ближних у вас нет. Не обманывайте, не обижайте друг друга.
«Не клевещите» — это значит, что солдаты должны говорить правду. Если ты ошибся, накосячил, дал в штангу — приди к командиру и скажи правду, поскольку от этого зависит его решение, а от решения — жизни людей. Командиры все это тоже поддерживают и соглашаются.
«Довольствуйтесь своим жалованием» — это значит, что воины не должны воровать, мародерствовать, отбирать что-то у мирного населения. И что этим мы отличаемся от оккупантов — мы на своей земле и нам чужое добро не принесет счастья. Солдаты это тоже прекрасно понимают.
Интересно, что в Библии нигде не сказано, что военные должны бросить свое оружие, чтобы стать учениками. Нет, вы можете продолжать служить в армии, но просто максимально стараться соблюдать эти пункты.
– Это, как я слышал, причина переживаний некоторых командиров. Мол, вы, капелланы, сейчас приедете сюда, будете проповедовать, а потом солдаты побросают оружие и оставят позиции...
– К сожалению, встречается иногда неверное трактование заповедей. Вот есть заповедь «Не убей», да? Иногда же доходит до абсурда — некоторые считают, что даже убить муху — это грех. Я знаю таких людей, которые «Божью тварь не убивают, потому что это грех». Тараканов не травят, например. Тяжело таким людям жить, в общем... надо им помогать, потому что эти тараканы потом, скорее всего, начинают жить в голове.
На самом деле заповедь «Не убей» — это криминальная заповедь, она не имеет никакого отношения к ведению войны. В Библии описаны священные войны, которые вёл Бог, и Бог сам иногда говорил, что нужно то или иное уничтожить, поскольку оно нечисто. Конечно же, к убийству это отношения не имело.
Убийство как грех — это когда оно совершается с целью личной мести, с целью грабежа, наживы и т.п. То есть, это грех против ближнего. Это был как бы криминальный кодекс того времени. Сегодня также если человек убивает кого-то, он сталкивается с последствиями своих действий. Военным нигде ничего такого не сказано. К сожалению, не все об этом знают и говорят.
На самом деле, есть люди, которые боятся защищать свою семью, боятся брать оружие, боятся быть убитыми, боятся отдать свою жизнь за ближнего своего — вот они иногда могут манипулировать и говорить «Не убий!». Мы знаем о таких случаях, когда типа «священник» заходил в палату к раненым воинам и говорил, что «вы — убийцы, вы должны покаяться!». Также бывали и моменты, когда целое подразделение чуть ли не складывало оружие после приезда таких «священников».
– В начале интервью ты упоминал о мобильной стоматологии. Что это вообще такое, и с чего всё началось?
– Как я уже говорил, тут основная идея в том, что все сейчас должны каким-то образом сопротивляться злу и помогать в этом деле. Мы как народ должны противостоять врагу. И все члены моей семьи в том или ином виде помогают нашим защитникам оборонять нашу землю.
Мой сын Павел — стоматолог. И я вижу серьезную боль солдат, связанную с зубами, поскольку им негде полечить зубы, когда они в окопе, и никто им не может помочь. Поэтому мы придумали такую мобильную стоматологию.
Изначально мы вообще о подобном не слышали, и я в интернете нашёл только какие-то компании в Москве, которые выпускают такие машины-стоматологии. Уже позже мы познакомились с фондом «Тризуб» — это волонтеры-стоматологи, у которых есть большой опыт в этом деле. И нужно ведь не просто создать такую стоматологию, но и поддерживать весь процесс.
К нам в итоге подключились люди, которые помогли и создать, и поддерживать, и финансировать эту работу. И за этот год мы смогли бесплатно обслужить порядка 800 человек. Больше ста человек — это только за последний месяц. Основная категория тех, кому мы сложим — это военные на передовой, а также дети-сироты и переселенцы. То есть, малоимущие и пострадавшие от войны люди.
Например, недавно на передней линии обороны мы обслужили порядка 50 человек за три дня. В финансовом эквиваленте, если бы люди заплатили за эти услуги где-то в частной стоматологии, это было бы порядка 200-300 тысяч гривен. Мы это делаем бесплатно.
– О, это большое дело, очень серьезная помощь!
– Дело даже не в том, что у этих людей нет денег. Проблема в том, что это попросту негде сделать. Мы слышали истории о том, как солдату удаляли зуб в Краматорске за 7000 грн. Или о том, как пытались штык-ножом самостоятельно вырвать зуб. Или когда стоматолог работал без анестезии. И солдаты порой боятся стоматологов, потому что они думают, что «стоматолог — это чтобы вырвать зуб».
Помню, когда мы впервые развернули мобильную стоматологию, и для осмотра пригласили одного солдата из двух, охранявших нас. Нам просто нужно было убедиться, что всё работает правильно. Так вот, второй парень не согласился садиться в кресло ни при каких обстоятельствах.
В общем, мы осмотрели того парня, видим скол трёх зубов — открытые нервы. Как это произошло? «Ну», — говорит, — «гречка такая была, с камешками... поломал зубы». «А как давно это у тебя?». «Полгода...». «Не болит?». «Болит...». И вариантов нет, понимаете? «А стоматолог?». «Я что, дурной? Это ж вырвать зуб надо будет...». То есть, надо еще и ехать за 100 км, но он боится, потому что думает, что придется вырвать зуб.
Еще одна история. Был один очень мощный боец, воин из клана воинов, без шуток, — у него, когда он подходил к нашей стоматологии, просто руки тряслись. Он сел в кресло — и слезы текут. Вот такая сильная детская фобия... Мы с ним поговорили, он нам доверился — и в итоге был просто счастлив, что мы к нему за 800 км приехали, чтобы вылечить ему зубы. Люди просто счастливы, потому что они к стоматологам не обращались десятки лет.
Еще был случай, когда одна женщина-военная попала аварию, потому что они ехали в машине ночью, а на передовой можно ездить ночью только без фар. Они врезались в дерево, у нее была сломана челюсть, выбиты зубы — десять пеньков осталось. И мы удалили ей эти остатки зубов, и сделали ей вставную челюсть. Конечно, примеры подобной хирургии это из ряда вон выходящие ситуации, но в полевых условиях других вариантов нет. В обычных условиях врач не вырвет больше двух зубов за раз, но в нашем случае нет возможности ждать, поэтому мы оказываем всю возможную помощь сразу. Кстати, у нас машина оборудована и визиографом, и рентгеном — всем необходимым. Поэтому мы делаем всё, что нужно. Мы даже импланты вставляем.
Вот буквально вчера у нас были запланированы на осмотр 80 полицейских, которые вскоре отбывают в район боевых действиях. Не все пришли, половина побоялись. Но мы запланировали для них еще один дополнительный день, потому что пришедшие в итоге сделали нам такую рекламу, что теперь и не знаем, как их всех успеть обслужить.
Мы по максимуму стараемся всем помочь, никому не отказываем. Если бывают случаи, когда нужна ортопедия — сделать коронки, например, то мы и за это беремся, но это уже не бесплатная работа, потому что нам нужно оплачивать эту часть работы у других людей.
– Можешь еще что-то рассказать про передовую? Говорят, «в окопах неверующих не бывает» — это правда?
– Совершенно верно, те кто в окопах — все молятся. Более того, мы служим, в том числе, «азовцам» — среди них встречаются люди, у которых непонятная какая-то вера — они в наколках, в татуировках... Но при близком общении оказывается, что там очень мало «анти-христианства». В большинстве случаев наколки делают для того, чтобы казаться сильными, и у них есть свои «молитвы», хотя это просто лозунги, на самом деле. Но они реально не против христианства вообще, и они очень благодарны нам за то, что мы приезжаем и делаем. У нас есть разговор тет-а-тет капеллана с каждым солдатом, когда мы общаемся, узнаем о его семье, родителях, что он и как — в общем, потом оказывается, что все они простые пацаны, ищущие Бога.
Так что, могу сказать, что все находящиеся на первых позициях обороны — верующие. Почему? Я это сам проходил, сам видел и чувствовал. Человек попадает в состояние беспомощности, когда от тебя не зависит ничего. Выживешь ты или нет — ты никак не можешь на это повлиять. И в таком состоянии человеку ничего не остается, кроме как понять, что его жизнь ничего не стоит и от него ничего не зависит.
В этот момент человек понимает, что есть Бог, который его спасает. Он видит, что прилетает мина и не взрывается, что пуля пролетает мимо — потому что за него молятся. И таких случаев очень много, и человек это ассоциирует только с реальностью Бога.
Недавно была история с одним парнем, который до войны был психологом, и он еще в возрасте 13 лет разочаровался в Боге, потому что его мама не выздоровела, хотя он молился о её исцелении. То есть, человек получил определенную травму, поскольку он не был наставлен в вере и в том, что значит молитва за исцеление. Так вот, через два дня этот парень написал, что Бог ответил на наши молитвы и произошло то, о чём он мечтал очень давно. И он это связывает именно с нашей молитвой.
Это я к тому, что на первой линии все верующие, просто они не наставлены в вере, они не знают как молиться и в кого верить, кто им поможет — они не знают этого присутствия Божьего. Вторая, третья линия, вокруг Киева — тут уже другая ситуация, люди сами об этом говорят: «Мы вышли с нуля и через две недели мы уже меньше молимся Богу. Через месяц вообще забываем...». У них нет церкви, нет священника, который поддерживал бы их, нет капеллана.
Здесь, в Киеве, уже все умные, уже все сами тебе расскажут, во что нужно верить. Совсем другая атмосфера и обстановка. Поэтому мы пользуемся тем, что там люди реально верующие, и мы стараемся туда приехать и поддержать их как воинов, которые защищают нашу страну и наше будущее, наших детей, наши церкви и общины.
Дело в том, что «русский мир», «русский дух» — у него в доктрине есть только «православная империя». Это их национальная идея, и места для кого-либо еще там нет. Всё должно быть под их контролем, под КГБ-ФСБ, и так далее. Поэтому, если мы хотим собираться в наших церквях и проводить служения Богу, не завися ни от каких доносчиков, то мы должны помочь нашему солдату победить. И чтобы наш солдат потом, вернувшись, пришел в церковь, потому что церковь поможет ему социализироваться после войны.
Это, кстати, одна из важных вещей, о которых мы сейчас говорим. Мы готовим солдат сейчас к социализации после войны. К тому, что нужно заботиться о своем физическом теле, потому что произошел очень серьезный психологический, неврологический, гормональный сбой в теле — и с этим нужно что-то делать. И вот как раз капелланы, церкви и общины разрабатывают сейчас программы для социализации военных.
Важная часть этой работы — исповедь военнослужащего священнику. Потому что то, через что солдат прошел, он не может никому рассказать, кроме священника. Ни домашним своим, ни сослуживцам — а именно священнику, и это один из важнейших вопросов его реабилитации. И также мы говорим, что только Господь может ему помочь и спасти его. Поэтому, кстати, мы говорим о профилактике спиртных напитков и наркотиков. Это строгое табу во время боевых действий, потому что если человек в этом ищет выход, способ снять стресс — стресс таким образом снять невозможно. Но человеку потом нужно как-то реабилитироваться, и церковь, и капелланы в этом в помощь.
– Что ты мог бы сказать тем людям, которые читают это интервью и чувствуют призыв к капелланскому служению? Сейчас уже, похоже, появляется мода на капелланское служение. Как же различить призыв от Бога?
– В первые дни все люди, у которых есть совесть, что-то начали делать, по совести. Мы не говорим, что брать в руки оружие — это обязанность каждого, но это вопрос совести лично каждого человека. Моё мнение таково: если ты верующий человек и у тебя есть совесть, и она тебе говорит что-то делать, то капелланство — это как раз именно то, что нужно. Ты можешь молиться, служить в Слове, поддерживать солдата в Писании и молитве — делай это. Если твое оружие духовное, в поддержке нашего солдата, — оно важнее, чем автомат. Это то, чего не сделает ни один психолог, ни одна воспитательная работа, никто.
Да, капелланство сейчас, возможно, в моде — но всё равно этого пока очень мало. Нас попросту нет. Не покрывается даже 1% потребности Вооруженных Сил Украины в капелланстве, потребности подразделений в священнике. Поэтому я считаю, что церковь сегодня должна сделать свой «духовный лендлиз» и помочь нашим солдатам, помочь нашей стране выиграть эту войну. Моё мнение таково, что сейчас все священники должны быть капелланами. Я понимаю, что могу немножко перегибать палку — но, пожалуйста, можете поспорить со мной.
У нас есть одно стихотворение, которое написал солдат еще в 1944 году, за несколько часов до гибели. И в этих строках он описывает свое духовное, сердечное, душевное состояние, в котором он впервые за всю жизнь встретил Бога и познакомился с Ним. И за два часа до атаки он лежал в воронке от гранаты, молился Богу и написал это стихотворение. И потом уже эту записку нашли у него в кармане, после его смерти. Так вот, этот солдат пишет, что он всю жизнь был обманут мыслью о том, что Бога нет. И что вот лишь сейчас, за пару часов до смерти, он реально чувствует Бога и Его присутствие.
Поэтому да, Бог на войне, Бог в окопе, Бог на передней линии обороны. Если мы молились за пробуждение в нашей стране — вот, оно сейчас идет. И оно не в Киеве, не на Западе Украины, но именно на передней линии обороны. Если мы хотим видеть пробуждение и спасенные души, то мы должны быть там, где это происходит.
Бог там, а мы где?
интервьюер — Алекс Фишман
Письмо к Богу
Послушай, Бог, еще ни разу в жизни
С Тобой не говорил я, но сегодня
Мне хочется приветствовать Тебя!
Ты знаешь, с детских лет мне говорили,
Что нет Тебя.
И я, дурак, поверил!
Твоих я никогда не созерцал творений…
И вот сегодня ночью я смотрел
Из кратера, что выбила граната,
На небо звездное, что было надо мной –
И понял вдруг, любуясь их мерцаньем,
Каким жестоким может быть обман…
Не знаю, Боже, дашь ли Ты мне руку,
Но я Тебе скажу, и Ты меня поймешь:
Не странно ль, что среди ужаснейшего ада
Мне вдруг открылся Свет, и я узнал Тебя.
А кроме этого, мне нечего сказать…
Вот только… что я рад, что я узнал Тебя.
На полночь мы назначены в атаку,
Но мне не страшно – Ты на нас глядишь…
Сигнал… Ну, что ж, я должен отправляться…
Мне хорошо с Тобой…
Еще хочу сказать,
Что, как Ты знаешь, битва будет злая,
И ночью я к Тебе, быть может, постучусь.
И вот, хоть до сих пор я не был Твоим другом,
Но, кажется я плачу…
Боже мой, Ты видишь –
Со мной случилось то, что ночью я прозрел.
Прощай, мой Бог! И вряд ли я вернусь.
Как странно… Но теперь я смерти не боюсь!
Последнее: 26.07. Спасибо!
