Царь недоступен. Многослойная неодолимая стена скрывает диктатора от народа. Стены дворца, охраняются неподкупной гвардией. В городах и сёлах сотрудники органов безопасности нейтрализуют всякого, кто посмеет выразить даже мысль о преступных деяниях государя. Наушники и сексоты усердствуют, не щадя себя. Газеты и журналы не пропускают никаких слов, которые бы могли навести тень на светлый образ вождя. И войны записываются в славные достижения. И гибель людей умножает славу отечества. И священники поют дифирамбы великому собирателю земель. А на сердце кошки скребут.
Такой славы вряд ли кто достигал в истории. Давид даже и не мечтал.
И вот ведь незадача. Всё есть. И власть. И богатство. И слава. А жизни нет.
Давид вставал, садился, снова вставал, меряя свою комнату из угла до угла, и вдоль и поперёк.
«Владыко, благословите», — вроде, голос Мазутного, начальника охраны.
«Чего?» — неохотно и сердито отозвался начальник жизни на елейный голос холопа. Ох, как он не любил этого изворотливого приспособленца. Но именно он, Мазутный, был предан боссу как никто другой.
«Тут к вам какой- то монах. Говорит, вы его знаете. Нафаном кличут».
«Пропусти».
Давид сел. Вошёл мужик, вида невзрачного. Лицо сокрыто в бороде, голова укутана талитом. Босой. «Садись», — кивнул головой Царь, приветствуя вошедшего. Тот поклонился, низко, до пола лицом, учтиво задержался в поклоне, затем сел. На пол. Слуга внёс чай, печенюшки.
«Угощайся, брат Нафан», — Давид сам себя не узнал, не было такого, чтобы он с таким вниманием и уважением встретил бы пришельца. Даже родные боялись входить к нему. Строгий и недоступный — этот стиль жизни и руководства усвоил он от Самуила, пророка Божьего.
Нафан взял чашку, отпил глоток, отёр бороду и, подняв глаза на Хозяина жизни, заговорил.
2 Цар. 12:1-4: «В одном городе были два человека, один богатый, а другой бедный; у богатого было очень много мелкого и крупного скота, а у бедного ничего, кроме одной овечки, которую он купил маленькую и выкормил, и она выросла у него вместе с детьми его; от хлеба его она ела, и из его чаши пила, и на груди у него спала, и была для него, как дочь; и пришел к богатому человеку странник, и тот пожалел взять из своих овец или волов, чтобы приготовить обед для странника, который пришел к нему, а взял овечку бедняка и приготовил ее для человека, который пришел к нему.»
Слушая неспешный рассказ монаха, Царь исполнялся гневом, живо представив этот беспредел. Видал и он таких ненасытных менеджеров, управляющих госкорпораций, которые в нищету вогнали своих служащих, оставив стариков и сирот без попечения и хлеба насущного.
2 Цар. 12:5-6: «Сильно разгневался Давид на этого человека и сказал Нафану: жив Господь! достоин смерти человек, сделавший это; и за овечку он должен заплатить вчетверо, за то, что он сделал это, и за то, что не имел сострадания.»
Царь встал. Всем видом своим он показывал, что не постоит ни перед чем, и кто бы ни был тот негодяй, расплата будет жестокой и справедливой.
Нафан поднялся. Распрямился. В лицо Царя вперил свои очи и внятно, негромко проговорил.
2 Цар. 12:7: «Ты— тот человек!»
P.S. Это было давно. Сейчас таких пророков нет. Да и цари не те.
Юрий Сипко, экс-председатель РС ЕХБ
Последнее: 26.07. Спасибо!
Как всегда, замечательно!
Я ещё в начале войны вспомнила египетского фараона — «сына богов», к которому вот так просто обращаются рабы со словами: «долго ли он будет мучить нас? отпусти сих людей, пусть они совершат служение Господу, Богу своему; неужели ты ещё не видишь, что Египет гибнет?»
И ведь не посадил же их за дискредитацию власти фараона, а, наоборот, даже сделал вид, что послушался.
Хотя... делать вид и нынешний фараон хорошо умеет.
Благодарю Бога, что живу в Великой и прекрасной стране и люблю нашего царя. Он трезв, мудр и патриот своей страны!