
Українською читайте тут — Арабські завоювання: Виникнення ісламу та стійкість Церкви.
АННОТАЦИЯ: Политическая и религиозная карта мира радикально изменилась в VII веке н.э. Зарождение, развитие и быстрое завоевание исламом большей части мира было обусловлено широким спектром факторов: от традиционных занятий аравийских племён до репрессивной налоговой политики Римско-Византийской империи. Несмотря на мусульманские завоевания, христианство так и не было полностью искоренено, и не из-за упорного военного сопротивления, но из-за духовной природы рождения свыше.
Если сравнить религиозную карту Восточного полушария 635 года н.э. с аналогичной картой 751 года н.э., различия просто поразительны. Карта 635 года показывает христианство как единственную по-настоящему экспансивную религию в мире. Она охватывала южную Европу, леса к северу от Альп и Британские острова. Она господствовала на территории современных Алжира, Туниса и Ливии и присутствовала вплоть до Нила и Голубого Нила на территории современных Египта, Судана и Эфиопии. В Азии христианство распространилось на север вплоть до Грузии и Армении. Оно заполнило Персию, присутствовало в некоторых частях Аравии и Индии, а также распространялось по Шёлковому пути по всей Центральной Азии (территория современного Узбекистана и соседних стран). А в 635 году персидские христианские миссионеры были благосклонно приняты династией Тан в китайской столице Чанъань.
В отличие от этого, религиозная карта 751 года (года завершения арабских завоеваний) показывает, что ислам доминировал во всех африканских и азиатских регионах, которые ранее были преимущественно христианскими. В северо-западной Африке (некогда родине Тертуллиана, Киприана и Августина — гигантов ранней западной христианской мысли) христианство исчезло практически бесследно. В Египте и Нубии (современный Судан) оно оказалось в меньшинстве. В Азии христианство исчезло из Аравии и практически исчезло из регионов Шёлкового пути, а в Сирии и Персии оно превратилось в меньшинство. Весь центр христианского мира, казалось, был опустошён, и только на окраинах — в большей части Европы, горах Эфиопии, Южной Индии и Китае — Церковь могла продолжать развиваться, не встречая препятствий со стороны Полумесяца.
Все эти изменения произошли менее чем за 120 лет. Что же произошло? Расцвет ислама и арабские военные завоевания преобразили мир, создав карту, которую мы знаем и по сей день — с преимущественно христианской Европой и преимущественно мусульманской Северной Африкой и Западной Азией. Но вопрос о том, что произошло, ведёт к ещё более важному вопросу о том, как это произошло. Как и почему так много исповедующих христианство людей во многих регионах Восточного полушария обратились в ислам? И что случилось с теми, кто не обратился? Подобные вопросы побуждают нас рассмотреть расцвет ислама, арабские завоевания и их влияние на христианскую церковь [1].
Мухаммед и расцвет ислама
Аравийская племенная экономика VI века была основана на торговле скотом и другими товарами, и эта торговля постоянно подвергалась угрозам со стороны корыстливых разбойников. В результате те племена, которые были искусны в войне, могли вести прибыльный бизнес, предоставляя военную защиту племенам торговцев. Одним из таких воинственных племён были курайшиты из Мекки (находящейся в в западной Аравии, на пересечении двух основных торговых путей). Мухаммед родился в этом племени около 570 года и в молодости стал способным торговцем/предпринимателем и воином [2]. Примерно в 610 году, в месяц Рамадан (первый месяц арабского календаря), Мухаммед начал получать то, что он назвал откровениями от ангела Гавриила (в исламе: Джибриль — прим. пер.), откровения, которые (согласно истории) он добросовестно записывал в течение оставшихся 22 лет своей жизни. После смерти Мухаммеда, посредством неясного и спорного процесса, эти откровения были собраны и стандартизированы как Коран [3].
Изначально коранические откровения были сосредоточены вокруг верховенства и суверенитета единого Бога, Аллаха, вокруг призыва служить и повиноваться Ему, а также вокруг неизбежности грядущего воскресения и суда в последний день. Со временем в откровениях стал подчёркиваться пророческий дар Мухаммеда, а повиновение ему приравнивалось к повиновению Аллаху. Мысли Мухаммеда, по-видимому, также развивались от смутного представления о едином верховном Боге в начале его жизни к монотеизму, в котором Аллах был тем же, что и Бог иудеев и христиан, а затем — к более эксклюзивному монотеизму в конце его жизни, в котором Аллах отличался от Бога иудеев и христиан [4].
Мухаммад быстро приобрёл множество последователей в Мекке. В 622 году (который позже станет первым годом мусульманского календаря) он и его растущая толпа сторонников перебрались из Мекки в Медину (расположенную примерно в двухстах милях к северу от Мекки). В 630 году он возглавил победоносный военный поход обратно в Мекку, чтобы включить её в орбиту ислама, и к моменту его смерти в 632 году большинство аравийских племён были мусульманами. Согласно источнику VIII века, последними словами Мухаммеда были: «Да не будет двух религий в Аравии» [5].

Арабские завоевания
Арабским завоеваниям путь проложили два важных фактора. Во-первых, чтобы объединить мусульманскую общину (называемую уммой), Мухаммед запретил своим последователям совершать набеги на другие племена, также исповедовавшие ислам. Однако набеги были неотъемлемой частью арабской экономической жизни. Поэтому, как только все аравийские племена были покорены исламу, пришлось двигаться дальше в поисках племён для набегов. В результате преемник Мухаммеда Абу Бакр [6] начал организовывать набеги за пределы полуострова. Арабы были великими воинами — по крайней мере, в сражениях на открытой местности верхом на лошадях или верблюдах. Они также оказались гениями в использовании военной добычи для финансирования дальнейшей экспансии и строительства империи. Вторым важным фактором было то, что великие державы Западной Азии — Рим (Византия) и Персия — воевали друг с другом на протяжении полутысячелетия. В начале VII века они снова оказались втянуты в ожесточённый конфликт и истощали свои ресурсы. Ни одна из этих империй не следила за бесплодной Аравийской пустыней к югу, откуда никогда не появлялись крупные захватчики.
Арабские набеги застали врасплох и Рим, и Персию [7]. Ожесточённые бои в Сирии (римской провинции) привели к падению Дамаска в 636 году, и арабы вынудили римско-византийского императора Ираклия и его армии отступить в Анатолию (современная западная Турция). Иерусалим находился под осадой в течение двух лет, прежде чем окончательно сдался в 638 году, чтобы избежать голода. Арабский халиф Умар лично пообещал проявить снисходительность к святому городу и не превращать церкви в мечети. Другой отряд арабов столкнулся с персидскими войсками на реке Евфрат и уничтожил почти всю эту армию в 636 году. В следующем году пала персидская столица Селевкия-Ктесифон (недалеко от современного Багдада у слияния Тигра и Евфрата), и шах Йездегерд III и его армии отступили за горы Загрос, где потерпели ещё одно поражение в восточной Персии в 642 году. Ещё один контингент арабов пересёк Красное море и вторгся в контролируемый римлянами Египет, быстро разгромив Гелиополь и Вавилон Египетский, прежде чем осадить Александрию на побережье Средиземного моря, которая пала в 641 году. Таким образом, в течение десятилетия после смерти Мухаммеда арабы под предводительством Абу Бакра и Умара полностью завоевали Персидскую империю и контролировали большую часть восточных регионов Римской/Византийской империи. В честь этого события в 661 году они сделали Дамаск, расположенный гораздо ближе к центру, чем любой другой город в Аравии, резиденцией исламского халифата и, таким образом, фактической столицей мусульманской уммы.
Но арабы на этом не остановились. После подавления восстания в своих рядах в середине VII века они обратили внимание на северо-запад Африки. Берберы под предводительством великой царицы-воительницы Кахины оказали упорное сопротивление на территории современных Алжира и Туниса, но в конечном итоге были разгромлены, и Карфаген пал в 698 году. В отличие от христиан в регионах дальше на восток, которые, как правило, оставались на завоёванных территориях, почти все верующие в этом регионе бежали в Испанию. Но сами арабы пересекли Гибралтарский пролив в 711 году, разгромив испанские войска в следующем году и превратив Испанию в мусульманскую провинцию. В 720-х годах они пересекли Пиренеи, чтобы совершать набеги в Галлию (современную Францию), где были разбиты в битве при Туре в 732 году Карлом Мартеллом (дедом Карла Великого). Карл умело спрятал свою армию в лесах, чтобы устроить засаду на арабов, которые ездили на конях и привыкли воевать на открытых пустынях и равнинах, а не среди деревьев. Арабы отступили в Испанию, отчасти из-за поражения при Туре, но главным образом потому, что не считали холодные, лесистые северные земли какой-либо ценностью. В конце концов, они ведь были жителями пустыни!
Если арабы и не были по-настоящему заинтересованы в Северной Европе, то единственной европейской наградой, которую они горячо желали, был Константинополь (европейская часть современного Стамбула) — жемчужина мира того времени благодаря своему стратегическому положению на пересечении сухопутных и морских торговых путей. В 670-х годах арабы осадили город с моря, но были отбиты, поскольку римляне использовали «греческий огонь» (взрывчатое вещество на основе нефти, которое можно было запускать из устройств, похожих на огнемёты, и чьё пламя нельзя было потушить водой), чтобы потопить их корабли. После этого поражения арабы потратили целое поколение, пробиваясь из Сирии через Анатолию, чтобы получить возможность осаждать город с суши и моря одновременно. Грандиозная осада Константинополя состоялась в 717 и 718 годах, но римляне снова смогли использовать греческий огонь, чтобы нейтрализовать арабский флот, и арабская армия серьёзно пострадала в суровую зиму того года. (Опять же, это были жители пустыни, выносливые к жаре, но не приспособленные к холоду.) Осада была окончательно снята в августе 718 года. Неспособность арабов взять Константинополь в сочетании с их общим отсутствием интереса к северным землям, таким как Галлия, означала, что Европа (за исключением Испании) была избавлена от значительного мусульманского вторжения до XV века, когда турки-османы успешно взяли Константинополь и установили господство в Юго-Восточной Европе.
В восточной Персии арабы использовали свою базу в Мерве (на территории современного Туркменистана) в качестве плацдарма для нападений на Бухару и Самарканд (оба на территории современного Узбекистана) с 709 по 712 год. В 730-х и 740-х годах арабы были втянуты в постоянный конфликт с региональными сверхдержавами: тюрками (родом из Узбекистана, а не из современной Турции) и тибетскими китайцами. Другая арабская армия пересекла Хайберский перевал (между современными Афганистаном и Пакистаном) и к 715 году взяла под свой контроль северо-западную часть Индийского субконтинента (большая часть этой территории сегодня принадлежит Пакистану). Кульминацией этих центральноазиатских конфликтов стал 751 год, когда мусульманские войска нанесли сокрушительное поражение китайской армии в высокогорных степях у подножия Памира (продолжения Гималаев) при Таласе (на территории современного Кыргызстана). Это поражение привело к изоляции Китая и сделало арабов-мусульман безусловными хозяевами Азии.
Арабы вновь отпраздновали победу, построив в 762 году новую столицу. На этот раз ею стал Багдад, расположенный на реке Тигр, недалеко от древней персидской столицы Селевкии-Ктесифона. В этот новый город стекались богатства, товары, знания и мастерство покорённых ими миров. Багдад вскоре стал крупнейшим и богатейшим городом в мире и оставался таковым до прихода монголов (во главе с внуком Чингисхана) в 1258 году.

Почему так много христиан «обратились» в ислам?
Исключительно военный характер арабских завоеваний естественным образом приводит к предположению, что обращение христиан в ислам происходило под угрозой применения меча, и христиане утверждают это уже более тысячелетия. Однако, что несколько удивительно, в первое столетие арабских завоеваний, похоже, было не так много случаев принудительного обращения. Напротив, многие христиане (а также некоторые иудеи), похоже, приветствовали арабских завоевателей. Некоторые обратились добровольно, а другие сохранили свою веру в новых условиях. Существует несколько причин такого удивительно тёплого приёма.
Во-первых, мало кто из христиан в Африке или Азии радовался правлению римлян/византийцев. Рим долгое время правил жёсткой рукой, со штрафным налоговым бременем и серьёзным угнетением покорённых народов, и это суровое правление практически не изменилось после того, как Римская империя стала христианской в IV веке. В одном городе за другим по всей Сирии, Палестине и Египту многие люди, включая христиан, были готовы принять новых завоевателей, полагая, что они вряд ли будут более жестокими, чем их прежние правители.
Во-вторых, и это тесно связано с первым пунктом, арабы сначала предлагали завоёванным христианским (или иудейским) городам весьма выгодные условия. Завоеватели-мусульмане были непреклонны в том, чтобы все арабы стали мусульманами, но их относительно мало беспокоило обращение других народов в ислам, при условии, что те воздержатся от идолопоклонства. Завоёванных язычников (которые в глазах ислама считались идолопоклонниками) фактически принуждали к исламскому монотеизму, но христианам и иудеям (которые не были идолопоклонниками) разрешалось продолжать исповедовать свою религию, при условии согласия на дополнительные налоги. Поскольку христиане и так уже несли тяжёлое налоговое бремя при римлянах, налоговые правила арабов, возможно, не казались им чрезмерным бременем.
В-третьих, для многих людей в VII веке разница между исламом и христианством не была очевидной. Коран ещё не был доступен, и менее образованным христианам и мусульманам эти две религии могли казаться более едиными, чем они были на самом деле. Лишь около 700 года — после завершения первоначального арабского завоевания христианских регионов — пропасть между двумя религиями стала осознаваться более широко, а их разделение стало жёстче. Фактически, ещё в середине VIII века известный араб-христианин (Юхана ибн-Мансур ибн-Сарджун, известный на Западе как Иоанн Дамаскин) называл ислам христианской ересью, а не совершенно иной верой [8].
В результате религиозная ситуация в недавно завоёванных регионах, вероятно, была довольно нестабильной. Для тех, кто был христианином лишь номинально, дать шанс новым захватчикам, возможно, означало попробовать и их религию, особенно учитывая её монотеистичность и внешнее соответствие христианству. Номинальное обращение в ислам давало этим номинальным христианам социальные преимущества и снижение налогового бремени, и многие с радостью воспользовались возможностью обрести более высокий статус в новом обществе. Те, кто был убеждённым христианином, обычно сохраняли веру и платили дополнительные налоги. Они также смогли найти себе приемлемые ниши в мусульманском обществе. Арабы были прекрасными воинами, наездниками и торговцами, но у них было мало научных и технических навыков. Им нужны были писари, учителя и учёные, и христиане с такими навыками могли преуспеть в новом мире, в котором они оказались, независимо от того, приняли они ислам или нет.
Таким образом, «обращение» этих христианских земель в ислам было гораздо менее полным, чем может показаться. Только в северо-западной Африке (современные Тунис и Алжир) христианство исчезло, и то потому, что большинство христиан бежало, а не потому, что они приняли ислам. Почти все христиане в этом регионе были латиноязычными иностранцами римского происхождения; христианство не проникло глубоко в среду большинства населения, которое составляли берберы и пунийцы, а Библия не была переведена на местные языки. Дальше на восток, в Египте, Сирии и Персии, христиане остались; некоторые обратились в ислам, но очень многие – нет. В этих регионах наличие переводов Библии на местные языки привело к гораздо более глубокой преданности людей Христу. Со временем всё больше людей отходили от христианской веры, поскольку молодые поколения ассимилировались с арабским большинством, но отдельные группы христиан сохранились на протяжении веков, вплоть до наших дней.

Расцвет христианства против расцвета ислама
Расцвет ислама разительно контрастирует с расцветом христианства. Раннее распространение христианства на большей части Восточного полушария практически не сопровождалось военными завоеваниями. Апостолы, миссионеры и даже торговцы и купцы – все они внесли свой вклад в распространение христианской вести, и церковь получала значительный импульс, когда правители принимали христианскую веру, как это произошло с царём Авгаром в Осроене (восточная часть современной Турции) в конце II века, а также с царём Трдатом в Армении, царём Мирианом в Грузии, царём Эзаной в Аксуме (север современной Эфиопии) и императором Константином в Римской империи – во всех случаях в начале IV века. Но в каждом из этих случаев правитель обращался в христианство, потому что был убеждён в истинности христианства, а не потому, что его царство было захвачено христианским государством. Позже в истории были случаи обращения в христианство в результате завоевания христианским государством, но первоначальное распространение Церкви было, как ни странно, без таких примеров. В резком контрасте с этим, даже признавая, что обращение в ислам обычно не было связано с угрозой меча, мы не можем не заметить, что средством обращения были военные завоевания, а не изменение сердец и умов.
Этот контраст связан с глубоким различием между двумя религиями. Христианство глубоко сконцентрировано на преображении человеческого сердца. В нём действительно содержатся значительные политические и социальные аспекты, и христиане с нетерпением ждут правления Христа из нового Иерусалима с новыми небесами и новой землёй. Но, ожидая и предвкушая эти фундаментальные общественные перемены, большинство из нас считает своей главной заботой преображение сердец и умов. Для нас жизненно важно, чтобы люди, исповедующие христианскую веру, были искренними, чтобы их обращение было искренним. Ислам же заботился (и в некоторой степени заботится и по сей день) об этом относительно мало. Мусульманин был и остается тем, кто внешне подчиняется власти Аллаха. Вопрос о том, искренне ли он это делает, мало интересовал Мухаммеда, как и большинство мусульманских лидеров сегодня. Их беспокоит расширение мусульманской уммы – сообщества людей, покорных Аллаху и живущих в соответствии с исламскими принципами и законами. Ислам – это, по сути, политическое движение, а не движение, сосредоточенное на преобразовании человеческих сердец и умов.
Появление ислама как второй по величине религии в мире действительно перекроило религиозную карту мира, но не настолько радикально, как мы иногда думаем. Христианство сохранилось не только на «окраинах» Церкви, например, в Европе. На самом деле в мусульманских странах осталось много христиан. На протяжении почти полутора тысячелетий эти верующие стремились сохранить верность Христу в сложных социальных и политических условиях. Их присутствие и их свидетельство — часть всемирной христианской истории, часть, которая заслуживает нашего особого внимания в эту эпоху, когда цивилизации, порождённые христианством и исламом, находятся в столь очевидном контрасте и напряжённом конфликте.
[1] Это эссе связано с главами 17–20 книги автора «The Global Church — The First Eight Centuries: From Pentecost through the Rise of Islam» (Zondervan Academic, 2021).
[2] Ученые расходятся во мнениях о том, как много мы можем знать о жизни Мухаммеда, в зависимости от того, признают ли они точность традиционных исламских источников. Классической более ранней биографией, в целом принимающей традиционные источники, является работа William Montgomery Watt «Muhammad at Mecca» (Clarendon, 1953) и «Muhammad at Medina» (Clarendon, 1956). Робинсон, напротив, не уверен, что мы вообще можем что-либо всерьез знать о жизни Мухаммеда (см. Chase F. Robinson, «The Rise of Islam», in Robinson, ed., New Cambridge History of Islam, vol. 1, «The Formation of the Islamic World: Sixth through Eleventh Centuries», Cambridge University Press, 2010).
[3] Чтобы ознакомиться с критическим взглядом на неопределённости в тексте Корана, описанным мусульманином, чьё недоумение по поводу этой неопределённости в конечном итоге привело его к христианству, см. книгу Nabeel Qureshi, «Seeking Allah, Finding Jesus: A Devout Muslim Encounters Christianity» (Zondervan, 2014).
[4] См. Donald Fairbairn, «The Global Church — The First Eight Centuries: From Pentecost through the Rise of Islam» (Zondervan Academic, 2021), 313–17.
[5] См. Peter Frankopan, «The Silk Roads: A New History of the World» (Vintage, 2015), 74.
[6] Вопрос о преемственности Мухаммеда вызывает споры среди мусульман. Мусульмане-сунниты (80–90 процентов мусульман мира сегодня) утверждают, что Мухаммед не назначал преемника и что халиф (правитель уммы) должен был избираться всей общиной. Первыми двумя такими халифами были Абу Бакр, проживший лишь до 634 года, и Умар ибн аль-Каттаб. Однако мусульмане-шииты (составляющие сегодня от 10 до 20 процентов мусульман мира) утверждают, что Мухаммед действительно выбрал себе преемника, Али, что мусульманские халифы должны быть потомками Мухаммеда, как и Али, что Коран изначально упоминал о наследственной преемственности, но был искажён мусульманами-суннитами, и что приход к власти Абу Бакра был переворотом.
[7] Подробный рассказ об этих завоеваниях см. в книге Hugh Kennedy «The Great Arab Conquests: How the Spread of Islam Changed the World We Live In» (Da Capo, 2007).
[8] См. John of Damascus «On Heresies», ch. 101, in «St. John of Damascus: Writings», trans. Federic H. Chase, Jr., «The Fathers of the Church», 37 (Catholic University of America Press, 1958), 153–60.
Автор — Дональд Фэйрберн / © 2025 Desiring God Foundation. Website: desiringgod.org
Перевод — Анна Иващенко для ieshua.org
Последнее: 3.12. Спасибо!





Хороший серьезный текст, наибольшее достоинство которого, на мой взгляд, это раскрытие глубинного отличия христианства и ислама — вера в разных Богов. Надо отдать должное автору за интеллектуальную смелость, идущую вразрез с доминирующей политкорректностью, позволившей сделать заявление, что ислам по сути — это политическое движение. Думаю, очевидно, что подобное различие и является следствием веры в разных Богов. Особую весомость этому придает позиция самого Мухаммеда. Таким образом, в обоих случаях мы имеем дело с монотеизмом. Но есть нюанс. И вот здесь мне хотелось бы поделиться своими соображениями. Но для этого нам будет необходимо копнуть до самых корней.
Для этого мы обратимся к кредо еврейского народа — молитве «Шма Исраэль». Вот в каком виде приводят эту молитву иудейские источники и как ее переводят:
«Шма Исраэль Адонай Элогэйну Адонай эхад!» («Слушай Израиль, Господь Всемогущий, Господь Один»).
К сожалению, вынужден отметить, что и в цитировании священного текста и в переводе содержаться искажения (варианты и цитирования и перевода могут немного отличаться, но в любом случае под благовидным предлогом происходит искажение).
Священный текст гласит:
«Шма Исраэль Яхве Элохэйну Яхве Эхад!» Мой буквальный (кому угодно — буквалистский) перевод: «Слушай Израиль, Яхве, наши Боги, — Яхве Един». В чем отличие? В том послании, которое эти варианты хотят донести до слушателей. Иудаизм хочет донести идею, что Бог Израиля — это единственный Бог. Но, на мой взгляд, священный текст нам хочет донести идею, что Боги Израиля (Яхве) — есть Единый Бог (Яхве), т.е. не идею монотеизма, но идею единства Божества.
Искажения не ограничиваются цитированием и переводом, но распространяются и на комментарии. В классическом «комментарии Сончино» (комментарий на Втор.6:4) сказано: «Израиль на протяжении всей своей многовековой истории решительно отвергал все то, что могло бросить даже слабую тень или притупить четкость и ясность концепции чистого монотеизма, которая пришла в мир не раньше, чем возник еврейский народ».
Но это же совершенно противоречит Танаху! Картина мира Ветхого Завета не монотеистична, а политеистична:
3 да не будет у тебя других богов пред лицем Моим.
(Исх.20:3)
13 Соблюдайте все, что Я сказал вам, и имени других богов не упоминайте; да не слышится оно из уст твоих.
(Исх.23:13)
14 Итак бойтесь Господа и служите Ему в чистоте и искренности; отвергните богов, которым служили отцы ваши за рекою и в Египте, а служите Господу.
(Иис.Нав.24:14)
10 и сказал вам: «Я — Господь Бог ваш; не чтите богов Аморрейских, в земле которых вы живете»; но вы не послушали гласа Моего.
(Суд.6:10)
6 Я познал, что велик Господь, и Господь наш превыше всех богов.
(Пс.134:6)
и многие другие места. Таким образом, Господь Бог разговаривал со Своим народом в соответствии с его миропониманием, которое было политеистичным (и не могло в то время быть другим). Он учил Свой народ не монотеизму, а верности Себе как их Отцу среди других богов; верность же действенна, когда есть выбор. Поэтому утверждение, что еврейский народ на протяжении всей своей истории строго следовал концепции чистого монотеизма, необходимо рассматривать, как попытку модернизации истории — т.е это попросту анахронизм.
Этими своими соображения, возникшими давно, я решил поделиться, т.к. недавно узнал об одном выдающемся ученом в области иудаики, библеистики и пр., чьи труды подтвердили данные соображения. Я имею в виду Гезу Вермеша. В своем знаменитом труде «Христианство: как все начиналось» автор утверждает:
«На ранних стадиях библейской истории иудаизм был не столько монотеизмом (единобожием), сколько монолатрией: иудеи практически игнорировали пантеоны богов других народов, а чтили лишь своего Бога. Библия не содержит рациональных аргументов против политеизма. Нельзя же считать незамысловатое утверждение, что чужеземные божества суть идолы, изготовленные из дерева, камня и драгоценных металлов, интеллектуальным доказательством отсутствия иных божеств (хотя этот тезис впоследствии веками отстаивали иудейские и христианские авторы). На практике иудеям приходилось сопротивляться социальной и политической привлекательности религий соседних народов (ханаанеев, филистимлян) и особенно религий своих египетских, ассирийских, вавилонских, персидских, греческих и римских завоевателей.
Поклонение чужеземным богам воспринималось не столько как поклонение пустоте, сколько как нарушение мистического моногамного союза между Царем Небесным и его невестой, избранным народом Израилевым. Лишь под влиянием пророков пленного и послепленного периодов VI века до н.э. в еврейское сознание вошел монотеизм, учение о едином Боге — Творце мира, а с ним и убеждение, что пред этим Богом должно склониться все человечество. Монотеизм стал одним из важнейших постулатов иудаизма, а христиан иудеи (как и язычники) порицали за то, что они безосновательно называют себя монотеистами».
Прошу прощения за пространную цитату, но она стоит того. Тем не менее, отдавая должное светиле науки, хотел бы немного возразить, возможно, не столько автору, сколько научному мейнстриму, по поводу самого термина «монотеизм» — я предупреждал, что будем копать до корней )))
На русский язык термин «монотеизм» переводят как «единобожие». По моему мнению, это некорректный перевод, так как в результате его ускользают семантические оттенки языка, на который переводится — в данном случае русского. А эти оттенки, в нашем случае, играют кардинальную роль. Поэтому полагаю, что корректным переводом термина «монотеизм» на русский будет «однобожие». Однобожием, т.е. монотеизмом, являются иудаизм и ислам. Правда, как отмечал автор данного эссе, это разный монотеизм. Что насчет христианства? Следует признать обоснованными утверждения об безосновательности именования себя монотеистами христианами, звучащие в их адрес со стороны настоящих монотеистов (иудеев и мусульман). Я предлагаю христианскую религию характеризовать как миатеизм. И вот в этом случае корректный перевод на русский будет «единобожие».
Неужели я предлагаю порвать тесную связь между иудаизмом и христианством? Отнюдь и ни в коем случае! Схожие позиции я наблюдаю и среди части иудейских раввинов. Так, известный интеллектуал в среде иудаизма Пинхас Полонский относит христианство к монотеизму, правда, сужаю его до рамок «этического монотеизма». Что тут сказать? Христианство, равно как и иудаизм, является монотеизмом в метафизическом плане, указывая на трансцендентность Бога. Но христианство идет дальше и не только указывает на трансцендентность Бога, но и познает (благодаря — и в меру — Божественному откровению) онтологию Бога, причем познает онтологию Бога онтологически (рожденные свыше дети Божьи).
Несмотря на внешнюю схожесть иудаизма и ислама, как монотеистических религий, между ними пропасть, так так истина монистична. В то время, как иудаизм и христианство крайне близки, несмотря на терминологические различия, по причине произрастания из одного корня и веры в одного Бога. Просто мера и глубина познания Всевышнего разная.
И вот здесь я хотел бы возразить и Г.Вермешу и П.Полонскому. Первый призывает отделить Христа (с Его тесной связью с еврейской традицией) от христианства. Он считает создателем такого христианства апостола Павла. Нет, чисто с научной точки зрения такой подход вполне допустим. Но это, как раз таки, показывает одномерность чисто научного подхода в нашем случае, которая преодолевается только богословски. Однако, даже если мы низойдем на научный уровень, все равно остаются вопросы к уважаемому ученому в плане методологии. Очень спорно, в лучшем случае, утверждение, что апостол Павел и апостол Иоанн («Четвертое Евангелие») стояли у истоков эллинизации христианства. Конечно, здесь нужно оговориться, что под этим подразумевается. Если имеется в виду распространение веры в Единого Бога на эллинистический мир и неизбежное при этом привнесение чуждых, но не существенных иудаизму элементов, то это нельзя назвать эллинизацией. На мой взгляд, эллинизация подразумевает синкретизм христианства и язычества эллинистического мира. Да, в процессе своей эволюции христианство испытало этот синкретизм, но отнюдь не благодаря апостолам Павлу и Иоанну, а вопреки. Для обвинения апостола Павла приводят его слова из 1 Послания к Коринфянам: «для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев... для чуждых закона — как чуждый закона». Но по какой причине Павел так поступал:
1 Павел, раб Иисуса Христа, призванный Апостол, избранный к благовестию Божию,
2 которое Бог прежде обещал через пророков Своих, в святых писаниях,
(Рим.1:1,2).
Но состояние сердца апостола Павла заключалась в следующих словах:
...не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу...
(1Кор.9:21)
Т.е. апостол Павел ходил в Торе перед Богом.
Что касается апостола Иоанна. Когда в Церкви поднялась дискуссия о дате празднования Пасхи, муж апостольский Поликарп, ученик апостола Иоанна, ссылался на то, что так научен апостолом: праздновать Пасху 14 нисана. Т.е. благодаря апостолу Иоанну и после его кончины часть церквей сопротивлялись эллинизации...
Претензия к П.Полонскому заключается в том, что чисто научный подход Г.Вермеша можно понять, но от иудейского раввина мы вправе ожидать подхода богословского. А с точки зрения богословия учения Иешуа и учение апостола Павла — едины, различны лишь миссии. В миссии Иешуа заключалась его любовь и привязанность в Своему народу. Он в первый раз пришел для Своего народа:
...за преступления народа Моего претерпел казнь.
(Ис.53:8)
И во второй раз придет для Своего народа. А между этими событиями будет восхищение Тела Мессии:
33 и будет царствовать над домом Иакова во веки, и Царству Его не будет конца.
(Лук.1:33)
И царствовать Царь Иешуа будет не в новом Иерусалиме, как утверждает автор эссе, т.к.:
28 Когда же все покорит Ему, тогда и Сам Сын покорится Покорившему все Ему, да будет Бог все во всем.
(1Кор.15:28)
Нет, Царь царей будет править в земном Иерусалиме. Как говорилось в чудесной комедии «Васаби»: здесь все началось, здесь все и закончится. Там имелся в виду японский Киото. Я же имею в виду Иерушалаим: здесь все началось, здесь все и закончится.
P.S. Хотел бы внести одно исправление в свой комментарий (для более ясного понимания): окончание абзаца «Священный текст гласит: «Шма Исраэль...» вместо «т.е. не идею монотеизма, но идею единства Божества» следует читать «т.е. не единственности Бога, но идею единства Божества».
Схематично эволюцию библейской картины мира можно представить следующим образом: политеизм (в форме монолатрии) — монотеизм — миатеизм.
Когда мир погрузился во тьму политеизма в результате грехопадения, в мир приходит Тора, как ответ Бога блуждающему во тьме человечеству. Свет Торы начинает сиять, сиять как светильник, но Бог еще не включает свет Торы на полную мощь (=полноту откровения). Бог не рушит политеистическую картину древнего мира, поскольку в то время люди не могли вместить полноту откровения; Бог разговаривает с человечеством в лице еврейского народа на доступном в то время для него языке. Но Тора начинает светить (точнее ее свет проникает из вечности, но она сама не явлена): в мире, где много элей (богов), есть Единственный, Которому нужно поклонятся — Эль-Шаддай:
3 Являлся Я Аврааму, Исааку и Иакову с [именем] «Бог Всемогущий», а с именем [Моим] «Господь» не открылся им;
(Исх.6:3)
Когда же Бог через Моисея дарует народу саму Тору, в ней Он открывает Свое главное имя: Яхве Элохим (уже в самом начале (Быт.2:4), как часто делает Бог, но постижение откровения происходит в конце).
Таким образом, народ Божий имеет политеистическую картину мира, но в форме монолатрии. Позднее, по мнению Г.Вермеша ок. 6в. до н.э., благодаря учениям Божьих пророков, эта картина эволюционирует в монотеизм. Христианство же довело монотеизм до совершенства — открыло, кто такие боги:
19 Что же я говорю? То ли, что идол есть что-нибудь, или идоложертвенное значит что-нибудь?
20 [Нет], но что язычники, принося жертвы, приносят бесам, а не Богу. Но я не хочу, чтобы вы были в общении с бесами.
(1Кор.10:19,20)
Но христианство пошло дальше, а вернее вернулось в начало Торы, и постигло то, что Бог открыл уже тогда: что Единственный — Един (Яхве Элохим); что можно назвать миатеизмом. Далее оно в полноте (насколько человечество вообще может вместить) познало бытие Бога как Бога Отца-Бога Сына-Бога Святого Духа.
...В чем состоит методологическая ошибка Г.Вермеша? (Повторюсь, что в чисто научной парадигме — это рабочая концепция, по крайней мере, одна из.)
В разрыве органического единства между Ветхим и Новым Заветами. Если смотреть в суть вещей, то это одна вера (вера в одного и того же Бога), проявляющаяся в разных исповеданиях. У апостолов и в мыслях не было осуществлять этот разрыв. Более того, предположу, что некоторые аспекты учения апостола Павла подразумевали обязательную балансировку Ветхим Заветом. Только если мы эти части Писания разрываем, — происходит разбалансировка, и мы приходим к ошибочному, но «логичному» утверждению, что учение апостолов стояло у истоков эллинизации христианского учения. И вообще, для апостолов Писанием был Ветхий Завет!
В псалме 118 (119) царь Давид прославляет Бога в словах:
Слово Твое — светильник ноге моей и свет стезе моей.
(Пс.118:105)
Думаю, мы имеем основания утверждать, что светильник в данном случае, поскольку речь идет о Слове Божьем, — это Менора (менора с большой буквы). Рассмотрим строение Меноры. Сначала идут три лампады слева — они символизируют: Тора-Пророки-Писания. Ствол — это Иешуа. Средняя лампада (над стволом) — это Евангелия. Три лампады справа: Деяния-Послания-Откровение. Лампады, выходящие из ствола меноры, – они направлены в сторону ствола (Иешуа). Таком образом, Иешуа — тот, Кто держит на себе (и соединяет) все ветви Меноры (Священного Писания). Он — Слово Божье:
11 И увидел я отверстое небо, и вот конь белый, и сидящий на нем называется Верный и Истинный, Который праведно судит и воинствует.
12 Очи у Него как пламень огненный, и на голове Его много диадим. [Он] имел имя написанное, которого никто не знал, кроме Его Самого.
13 [Он был] облечен в одежду, обагренную кровью. Имя Ему: «Слово Божие».
14 И воинства небесные следовали за Ним на конях белых, облеченные в виссон белый и чистый.
(Откр.19:11-14)
Он — Господь Саваоф.
Иешуа — это мост между Ветхим и Новым заветами. И Его невозможно отделить ни от первого, ни от второго. Он жил в Ветхом Завете, но действовал из Нового. Его руки простерты и к тем, и к другим. Его руки были пронзены (обращены в сторону) и за тех, и за других. Когда я писал, что в первый раз Иешуа пришел для еврейского народа, я лишь хотел подчеркнуть человечность Господа. В своей истории христианство так долго отставивало Божественность Иешуа (и это очень важно, в том числе и сейчас), что невольно упускало этот момент. Очень сложно страдать и умирать за абстрактное человечество. Иешуа страдал за тех, с кем прожил Свою земную жизнь — за Свой народ.
Понимание роли и значения еврейского народа помогает не только правильно толковать Священное Писание, не только иметь правильное представление о характере Бога; оно позволяет постигнуть ход священной истории и, в том числе, ее эсхатологическую часть. Не задавались ли вы вопросом: если в Писании нам открыт финал человеческой истории и участь сатаны, то не является ли его богоборчество бессмысленным? или он это делает, потому что просто на это его толкает сущность как абсолютного зла? Нет, его планы не являются бессмысленными, а имеют вполне рациональные основания. С другой стороны, имеет ли антисемитизм, учитывая его перманентный характер и огромные, а иногда чудовищные масштабы такие основания? Уверен, нет; он имеет явно духовные основания. Рациональность планов сатаны заключается в том, что нанести ему поражение может только Машиах, который мог придти только из еврейского народа, от еврейской женщины. Кстати, по поводу «женщины».
Наши иудейские друзья критикуют «христианское» толкование — и переводы — Ис.7:14. Они довольно резонно оппонируют, что если бы в Писании подразумевалось рождение от девы, то и использовалось бы слово, которое на это однозначно указывает — т.е «бетула». Использование же в тесте Писания слова «алма» (означающее и девушку и молодую женщину), по их мнению, опровергает христианское толкование. Но дело в том, что в тексте именно что необходимо было слово «алма», т.к. Мария была одновременно и девушкой, и женщиной. Девушкой она была по причине девственности, а молодой женщиной — по статусу, поскольку была обручена с Иосифом; обручение фактические было браком. Таким образом, использование слова «алма» не опровергает, а подтверждает христианское учение.
Еще одним местом Писание, часто используемым в последнее время оппонентами, — Чис.23:19. Честно говоря, это настолько неумелое толкование, что не стоило на нем останавливаться, если бы не его «затасканность». С точки зрения экзегетики — это называется «вырвать из контекста». С этической и духовной я бы это назвал «перебить Бога на полуслове». Что значит «Бог не человек» и «не сын человеческий»? Бог не человек в смысле, что люди лгут («сыны мужей — ложь» (Пс.61:10)), а Он — нет. И Бог «не сын человеческий» в том смысле, что люди изменяются, а Бог: Ибо Я — Господь, Я не изменяюсь; посему вы, сыны Иакова, не уничтожились (Мал.3:6). Тексты указывают на нравственную инаковость Бога и человека, а не на онтологическую несовместимость Бога и человека — Бог несовместим с грехом. Но если о Машиахе сказано «и помазан был Святый святых» (Дан.9:24), то почему Святой не может быть Богом? (Здесь необходимо указать, что «иудейские» переводы и толкование искажают Дан.9:24. В переводе Танаха на русский, в частности, данное место переведено «и помазать (освятить) святая святых». Забавно, но переводчики проговорились, что, во-первых, святая святых не помазывают (как в тексте), а освящают; во-вторых, святая святых в Танахе названа «кодеш ха-кодешим» (3Цар.6:16), а в Дан.9:24 написано «кодеш кодешим» — именно Святой святых, т.е. Тот, Кто для святых является Святым; возможно, подразумевается: Тот, Кто для святых (отделенных) является Святым (безгрешным).)
Если затрагивать наиболее дискуссионные (в смысле — сомнительные) толкования в иудаизме, то хотелось бы остановиться на «Не вари козленка в молоке матери его» (пусть это место и не относится к христианско-иудейскому диалогу). По моему мнению, здесь неправильно расставлены акценты. Они расставлены в иудаизме так: «Не вари козленка в молоке матери его». А в тексте, на мой взгляд, так: «Не вари козленка в молоке матери его». Впервые это выражение появляется в книге Исход (Исх.23:19; 34:26). И там оно связано с приношениями на праздники Господни; это подразумевало, что жертва и ее мать были выращены своим трудом. И если в таком случае у приносящего ничего не скребло в душе — значит что-то с ним не так. Иными словами, Господь в этом случае затрагивал не вопрос ритуальной чистоты, а этический момент. Он внушал мысли о святости жизни как дара Божьего и его этической составляющей во всех ее проявлениях.
...Возвращаясь к вопросу о роли и значении еврейского народа и рациональных мотивах сатаны. Как раньше враг Бога и людей стремился уничтожить еврейский народ, чтобы воспрепятствовать первому приходу Машиаха, — то же касается и второго пришествия Иешуа: уничтожить еврейский народ, чтобы этого не произошло, т.к. Господь сказал:
Се, оставляется вам дом ваш пуст. Сказываю же вам, что вы не увидите Меня, пока не придет время, когда скажете: благословен Грядый во имя Господне!
(Лук.13:35)
(«и не может нарушиться Писание» (Иоан.10:35)).
И здесь иемется в виду евреи как народ. Да, Ветхий Завет упразднен как средство спасения. Но он актуальный как договор Бога со Своим народом. В Ветхом Завете Бог обращался к народу, в Новом — к личности, и это обращение расширено до глобальных масштабов. Но это полностью не отменяет Ветхого.
P.S. «Он внушал мысли о святости жизни как дара Божьего и его этической составляющей во всех ее проявлениях.»... Этой заповедью Господь предостерегал от очерствения сердца, от жестокосердия. Использование же этого выражения во Втор.14:31 в контексте соблюдения ритуальной чистоты не опровергает эту мысль, а дополняет: при соблюдении ритуальной чистоты следите за своими сердцами (т.е. выражение выступает как идиома).
P.P.S. В связи с вышеизложенным хотелось бы задать верующим (и не только) вопрос: чьи планы вы хотите исполнять? И еще вопрос: в какого Бога вы веруюте? В Бога Библии, для Которого евреи — возлюбленный (навечно) народ Божий, а христиане — дети Божьи? Или в «Бога», для которого евреи и христиане — самые ненавистные и презренные из людей?