Из Луганска в Хмельницкий. «Я вижу Божью руку во всём»: интервью с Валентином Хефец, раввином мессианской общины «Менора»

– Валентин, расскажи, как ты пришёл к Богу?

– Это было в 1996 или 1997 году, в Луганске. Мои знакомые ребята, с которыми я вместе учился, пришли к Богу и меня потащили за собой в церковь. Меня, вообще, к Богу тянуло и раньше — то в православие, то еще куда-то. А тут вот раз — и зацепился.

И я, кстати, сразу столкнулся с еврейской темой. Я покаялся в марте, а спустя месяц был Песах. И к нам в харизматическую церковь «Живое Слово» приехал Адриан Зайд, чтобы проводить праздничное служение на Песах. А я тогда ещё и Библию толком не читал, потому что пришёл из православия — и для меня это был настоящий шок! Пасха, ягнёнок, «пройти мимо» — просто космос какой-то! И с тех пор еврейство сразу стало моим, я понял, что истину надо искать у евреев.

– А как началась Луганская Еврейская Мессианская Община?

– Община начиналась как служение при церкви, и инициатором этого служения изначально был не я, а пастор церкви «Живое Слово» в Луганске, Сергей Иванович Реута. Я был поставлен ответственным за это служение, и началось это всё в 2002 году, примерно. Правда, потом у нас с ним появились некоторые недопонимания — он съездил на какую-то конференцию, вернулся и говорит: «Всё, мы закрываем еврейское служение». Я сказал: «Ну, еврейское служение вы можете закрывать, но я его уже для себя закрыть не смогу». На этой «волне» произошли некоторые недомолвки. Я попросил у него разрешения продолжать что-то делать в этом служении. Он ответил: «Ну, хочешь — делай. Я тебя буду продолжать считать своим братом, но это не я тебя делегирую на это служение, так что — без моей за это ответственности».

И с тех пор мы начали общину. Служители из КЕМО помогали нам, чем могли.

– В Луганске до этого были собрания мессианских евреев?

– Насколько я знаю, это была единственная еврейская мессианская община в Луганске, и сегодня она там одна.

– У вас были какие-то дочерние общины и служения, по регионам?

– Нет, всё наше служение было в Луганске. Мы иногда выезжали в область, по приглашению от дружественных церквей, проповедовали, общались, принимали участие в конференциях — бывали в Алчевске, в Стаханове, в Старобельске, в других местах.

– А какие у вашей общины были отношения с христианскими церквями, с пасторами?

– Отношения в общем и целом были прохладные, скажем так. Скорее всего, как я понимаю, из-за моего конфликта с пастором. Правда, никогда пасторы ничего плохого мне не говорили, иногда меня также приглашали на пасторские встречи в городе. Ну, а на личном уровне мы со многими пастырями общались, были в хороших отношениях.

– Что насчет поместной еврейской общины? Как на вас реагировали в синагоге?

– Еще в 2004—2005 годах на наши концерты и праздники несколько раз приходили разные хасиды, ешиботники (студенты религиозных еврейских учебных заведений) — они всячески пытались нам мешать, говорили, прямо в зале: «Евреи, не слушайте их! Вас тут обманывают! Это не настоящие евреи, они все тут притворяются!» Стояли у входа, разворачивали приходящих на праздники евреев. В общем, такое вот бывало. Но местные наши евреи сами им говорили: «Да идите вы отсюда! Чего вы сюда пришли? Уходите, не мешайте нам смотреть программу!»

После подобных акций уже не было. Я уже позже сам захаживал в синагогу, там была небольшая группа желающих учить танахический иврит. На то время достать эти материалы по изучению было непросто, а в синагоге они имелись. И помощник раввина (сам раввин был не русскоязычный) разрешил мне посещать эту группу. Я сразу его предупредил, что я верю в Иешуа. Он сказал: «А, миссионер? Понятно... Ну, можешь читать книги, но с условием, что ты ни с кем общаться не будешь». Ну, я со своей стороны сдержал обещание, а они со своей стороны его сдержали.

Со временем я начал дискутировать с этим помощником раввина, он на меня обижался и сказал: «Слушай, тебе лучше к нам больше не ходить». И он меня направил в Сохнут, где я продолжил изучать иврит.

В Луганске я знал многих евреев, со многими дружил. Некоторые даже мне из-под полы продавали синагогальные книги. Наша община (на то время она насчитывала порядка 50-70 человек), в свою очередь, хотя и не имела больших финансовых возможностей, старалась помогать нуждающимся евреям — готовили для них продуктовые наборы и т.д.

– В конце 2013 года в Украине начались известные события — Евромайдан, а потом, в начале 2014 года, война на Востоке Украины. Какие у вас в Луганске были чувства при этом?

– Мы были в шоке. Не знали что делать. Все были растеряны. Никто не понимал, что будет дальше, как всё это вообще может закончиться. Все, конечно, надеялись, что это ненадолго — неделька-две. Очень многие евреи уехали в Израиль. И вообще люди уезжали — кто в Россию, кто в Украину, кто в Европу... И на сегодня в Луганске от общины осталось две домашние группы.

– Имел ли место внутренний конфликт в общине? Люди разделились в связи с событиями в стране и регионе?

– Да, разногласия были. Мы понимали, что на этой почве мы не будем враждовать, но... Я, конечно, воспользовался своей пасторской позицией и сказал, что мы будем молиться за Украину, при любом раскладе. И что мы не будем молиться за непонятное государство ЛНР. Многие, конечно, возмущались, но я напомнил им слова из Торы: «Проклят тот, кто нарушает межи ближнего своего» (Второзаконие 27:17). Зачем нам благословлять то, что Бог проклинает? В общем, на том и сошлись. Мы, естественно, не проклинали никого — мы молились за тех, кто был серьезно обманут тогда.

Один мой знакомый в то время принял двоих ребят у себя с Дальнего Востока, они говорят: «Мы приехали вам помогать, защищать вас». А потом, через недельку, говорят: «Что-то мы ничего не понимаем... А где бандеровцы? Где вся эта банда? Мы никого не видим из них...» И он отвечает: «Ну вот, теперь езжайте домой и расскажите, что здесь никого нет!».

А потом вокруг начало греметь — стреляла артиллерия — и стало понятно, что нужно оттуда вывозить семью. И наши знакомые пригласили нас в Нетешин, в Хмельницкую область. Потом так получилось, что моя жена с детьми там оказались раньше меня, и мне ничего не оставалось, как поехать за ними. Я передал общину, назначил в Луганске ответственного за служение, поскольку уже не мог там находиться. Практически все пасторы церквей уехали из Луганска, потому что там началась чуть ли не охота на пастырей.

В Нетешине я устроился на работу, и мы там прожили год. Еще до нашего переезда в городе Хмельницкий началось небольшое служение от КЕМО — театральный клуб. И там вокруг этого клуба начали собираться евреи. Клуб дружил с Хеседом, они делали разные программы на праздники — в общем, это всех устраивало. И мне, поскольку Нетешин недалеко от Хмельницкого, предложили приезжать туда, может чем-то помочь в служении. И так я начал приезжать служить в Хмельницкий. Не было еще речи о том, что я буду там пастором.

Вскоре встал вопрос поступления наших детей в ВУЗы, мы молились о воле Божьей для них. И получилось так, что они поступили в университет в Хмельницком, и мы из Нетешина переехали туда. И уже после этого я стал руководителем новой еврейской мессианской общины.

– Кто-то еще с вами из Луганской мессианской общины переехал в Хмельницкий?

– Да, с нами переехало еще человек 12-15. Некоторые сначала в Нетешин, а остальные — уже сразу в Хмельницкий.

– А что сейчас с общиной в Луганске?

– Там сейчас есть пастор, он старейшина из той же церкви, что и я, кстати. Ему давно уже был открыт еврейский вопрос, он горел этим виденьем, хотя никто в церкви его не поддерживал в этом, особенно после гибели старшего пастора, Сергея Ивановича Реуты.

Мы с ним общались, уже после всех событий, и я ему сказал, что у нас как раз есть нужда в таком человек, который мог бы взять на себя ответственность за служение. Он ответил, что с удовольствием бы за это взялся. Я связался с пастором их церкви, он без колебаний был готов его отпустить на еврейское служение — и это был знак, я считаю.

И сейчас этот брат ведет мессианское служение в Луганске. Оно небольшое, всего две домашние группы. Надеемся, что они будут развиваться

– Сейчас там всё стихло? Нет каких-то гонений на верующих?

– Да, сейчас уже всё спокойно, и я собираюсь начать туда ездить чаще. Мы, конечно, и так поддерживаем связь, созваниваемся, общаемся.

– Вернемся в Хмельницкий. Начало новой мессианской общины — что вы делали для привлечения людей? Какие-то клубы, евангелизации, домашние группы?

– Мы вообще всё делали. Алеф-курс запустили, проводили уличные евангелизации, сразу начали Шаббаты и еженедельные молитвенные собрания. Также начали встречи по разбору Писания. Пытались также делать межцерковные молитвы, хотя они и не особо вызвали интерес в городе. Реакция была примерно такой: «Мы вас любим, конечно, но занимайтесь сами своими делами...» Хотя мы общаемся с пасторами, я прихожу на пасторские встречи и каких-то разногласий у нас нет.

– Как ощущения в Хмельницком после Луганска? Люди здесь отличаются от людей там? Если да, то в чём отличия?

– Да, люди другие в Хмельницком. Кардинальное отличие, я бы сказал, в том, что Восток Украины оказался под серьезным влиянием коллективизации в своё время. В чём это выражалось? В том, что люди больше ценили общественное, нежели личное. Здесь же всё наоборот: моё личное важнее, чем ваше общественное. Плюс еще своеобразный мещанский дух: в Хмельницком большой рынок, и для такого города он просто невероятно огромный. Если попасть туда впервые, очень легко можно заблудиться. Я до сих пор его полностью не обошёл. И практически у каждого второго (ну или точно у третьего) жителя Хмельницкого есть на этом рынке своя торговая точка, и отсюда этот менталитет — «Я сам себе хозяин».

И когда ты приезжаешь, и пытаешься в общине людей настроить на какой-то порядок, какую-то систему, подотчетность — люди просто этого не понимают. Говорят: «Это вы приехали с Востока, это ваши какие-то заморочки...» Когда объясняешь, что любое общество строится по каким-то правилам, дисциплине, порядку — люди соглашаются (они все очень деликатные, никто не грубил мне ни разу), но при этом всё равно чаще делают по-своему.

Но вообще в Хмельницком люди не конфликтные — добрые, отзывчивые. Но разница в мышлении есть. И из-за этого вопрос посвящения даётся им очень непросто — многие себя просто ломают — они читают Библию и видят, что это нужно делать, что нужно умирать для себя, но это очень тяжело.

В Хмельницком мы уже шесть лет, и были разные периоды, разные моменты, конечно. Например, у меня был первый опыт работы с людьми после реабилитационного центра. Такая категория людей для меня была не совсем понятной. Я, конечно, допускал какие-то ошибки из-за отсутствия опыта работы с такими людьми, и поэтому были какие-то конфликты, недопонимания — некоторые из них даже ушли с обидой.

Но сейчас я вижу, что наша община движется в правильном направлении. Пришли люди, которые любят Господа, которые любят еврейство, которые открыты. Очень меня радует новая молодежь в нашей общине. Как я говорю: «Молодёжь — это наше всё». И это правда! На них держится две трети всего нашего служения. Слава Богу!

– А сколько евреев в городе сейчас? И как вообще у вас сложились отношения с местными еврейскими организациями?

– Я затрудняюсь сказать, сколько евреев сейчас живет в Хмельницком. Многие евреи, конечно, уехали в Израиль. Причем, даже при мне — даже те, с кем я уже успел познакомиться и начать дружить.

Город был очень еврейский, раньше он назывался Проскуров. До середины прошлого века в городе было около 11 синагог. Сейчас евреев, конечно, меньше, но их всё равно немало. Моя жена, по приезду в город, полгода работала в управлении социального обеспечения, и она отметила, что в городе очень много людей с еврейскими фамилиями. Да и так, просто гуляя по улицам, можно видеть, что евреев в Хмельницком еще много.

Напомню, что когда мы приехали начинать общину, здесь уже был театральный клуб. И многие из тех евреев, которые его посещали, услышав мои проповеди, сказали: «Мы сходили к раввину, и он нам сказал, что это не кошерные евреи и слушать их не надо». Поэтому часть из них перестала ходить на наши собрания, но часть продолжила. С некоторыми из них мы поддерживаем дружеские общения, но в общину они не хотят ходить. Хотя на праздники иногда приходят.

С Хеседом у нас отношения поначалу были хорошие, но позже испортились — там была история о не совсем честном и прозрачном поведении со стороны их руководителя, но лучше обойдусь без подробностей. И еще тоже была история о том, как они хотели привлечь молодежь из нашей общины к участию в разных их мероприятиях. Мы были готовы совершенно безвозмездно и во всём им помогать, но только при одном условии — чтобы, когда они будут писать какие-то заметки в газетах, на сайтах и т.д. — чтобы было упомянуто, что это делалось при участии молодежи из еврейской мессианской общины. Они отказались, сказав, что больше с нами не хотят иметь дел.

В общем, на сегодняшний день отношения с официальным еврейским миром Хмельницкого достаточно натянутые. Но на личном уровне, с евреями — всё замечательно. Мы летом делали Шаббаты на улицах, многие подходят, смотрят, слушают.

– А как местные жители, неевреи, реагируют на ваши уличные служения?

– В основном положительно, но бывали даже конфликтные моменты. Два года назад мы также делали подобные уличные служения, и к нам подходили люди, кричали: «Жиды! Сделайте музыку тише! Езжайте в свой Израиль!» Как-то даже подошли и сказали, что если мы не перестанем, то они придут и нас всех перережут. Но пока не приходили. Хотя это единицы, конечно. В основном люди подходят, интересуются, шутят, благодарят, танцуют с нами. Но антисемитизм, конечно, встречается.

– Вот такой вопрос на финал нашего интервью: есть ли у тебя какое-то чувство сожаления из-за всех этих событий? Из-за того, что пришлось уехать из родного Луганска, оставить общину там? Чего больше — сожаления или оптимизма, уверенности в том, что Бог всё использует во благо?

– Сожаление, конечно, есть. Но, с другой стороны, есть и оптимизм — я вижу Божью руку во всём этом. С одной стороны — жалко. Я уделил десять лет своей жизни служению в Луганске, а потом на моих глазах всё это посыпалось... Строили, строили — а потом бац — и всё... Иногда мысли такие приходят — почему именно мы? Почему именно нас это затронуло?

В общем, чувства смешанные. Мы, когда переезжали, вообще фактически всё бросили в Луганске, ехали ни с чем. Но Бог окружил нас людьми, которые благословляли нас и финансами, и посудой, и всем необходимым — слава Богу! В Нетешине вообще интересно получилось — совершенно незнакомый нам человек сдал нам свою квартиру совершенно бесплатно — вот, мол, пожалуйста, живите. Он даже квартплату вместо нас платил. Так что, действительно за всё могу благодарить Господа!

Интервьюер — Алекс Фишман