На весеннем молитвенном ретрите КЕМО мы пообщались с Петром Тимощуком, раввином Запорожской Еврейской Мессианской Общины, о помощи беженцам и чудесном избавлении от кадыровцев, об уехавших и приехавших служителях, а также о христианских церквях и евреях Запорожья.
– Петр, расскажи, пожалуйста, как ты пришёл к Богу?
– Думаю, Господь коснулся меня в 12 лет, когда я посмотрел мультфильм «Суперкнига». Это была самая первая серия, 1991 год, время путча, когда в Москве власть захватывал ГКЧП. В это самое время я был в пионерском лагере и смотрел этот мультфильм. И вот меня Господь коснулся во время этого просмотра.
Потом в моей жизни был период, когда я пытался читать Библию и выписывал различные брошюры евангельского характера — ничего не понимал, но знал, что Бог есть. С тех лет, читая Библию, я для себя принял мысль о том, что нельзя делать наколки и что нужно соблюдать Шаббатний день. Это у меня осталось в памяти до сих пор :)
Я тогда ни в какую церковь не ходил, и в моём понимании тогда существовали только ортодоксальные евреи и православные. Какие-то протестантские деноминации я не воспринимал.
Уже позже, когда я работал в реанимации, я очень часто сталкивался с такими ситуациями, когда жизнь и смерть находились рядом. Когда перед тобой лежит человек, и ты думаешь о смысле жизни, о вечности, ты молишься за человека и потом он уходит из жизни — и ты задаешь себе вопрос: «Куда он пошёл? Что с ним?». Такие размышления способствовали тому, что я начал изучать Писание.
На работе у нас была одна женщина-пятидесятница, она многое мне рассказывала, и я начал молиться, чтобы Господь привел меня в какую-то церковь. Эта женщина как-то дала мне книгу Сида Рота «Они задумались» — я прочел её и узнал, что есть евреи, которые верят в Иешуа, и в это же время я как раз читал Евангелие от Иоанна, 4 главу, где Господь сказал, что «спасение — от Иудеев». Этот стих буквально пронзил меня, Дух Святой сильно коснулся моего сердца, и я понял, что мне нужно искать верующих в Иисуса евреев.
Я написал письмо в Санкт-Петербург, на дворе был 2003 год, с просьбой прислать мне информацию о мессианских евреях в Украине. К сожалению, к тому времени представительство там уже закрылось и переехало в Одессу, так что я никого не нашёл и мне никто не ответил. После я спросил эту верующую женщину с моей работы насчет того, куда можно было бы пойти на собрание, и она говорит: «Ну, сходи к евреям...». «К каким евреям?». «Ну, есть у нас мессианские евреи в городе...»
Вот так я попал на шаббат в Запорожскую Еврейскую Мессианскую Общину, познакомился с ребе Родионом Самойловичем. Небольшая община, около 30 человек на то время.
Помню, я очень скептически ко всему относился, старался всё проверять по Писанию. С собой носил Библию и всё, что говорил ребе Родион, я записывал, а потом перечитывал и сверял. Вижу — танцуют. Это есть в Библии. Руки поднимают — тоже. Шаббат соблюдают — снова да.
Примерно через три недели я вступил в завет с Богом — как раз в это время исполняется 20 лет моего покаяния. Я всё это время понимал, что буду служить Богу, и я постоянно был с ребе Родионом, помогал ему, был его правой рукой. И вот в 2020 году он с семьей уехал, а я принял служение раввина в мессианской общине Запорожья.
– Был ли этот переезд семьи Самойлович для тебя новостью?
– Ребе Родион не раз ранее говорил, что служение в Запорожье для них временно, и что скорее всего они продолжат служение в Израиле — так как все его родные, вся семья, живут в Израиле. Но то, что он в итоге отправился в Германию, конечно, было для многих новостью.
Он начал периодически ездить в Германию с 2017 года, и бывало его не было в Запорожье по месяцу или два — в это время я вёл собрания в общине. Таким образом, я с мая 2020 года веду ЗЕМО.
– А как прошел процесс передачи пасторства в общине? Как восприняли это люди? Не было ли каких-то трудностей?
– У меня было понимание от Господа, что рано или поздно я стану пастором — до конца я не понимал, произойдет ли это в данной общине, или в какой-то другой. Было и понимание, и подтверждения извне. Для меня было ясно, что это должно быть по Божьим временам и срокам, что должна иметь место подготовка для меня как для служителя. Поэтому я просто ждал, не торопился и не искал этого.
Так чтоб у меня было большое желание стать пастором — не могу сказать. Я понимал, что это связано с определенными трудностями и сложностями, с ответственностью. Когда ты второй человек и не несешь прямую ответственность — это всегда проще.
Вероятно, сложности некоторые были связаны с тем, что ребе Родион годами создавал команду, и служители были нацелены на него. Хотя люди и понимали, что я являюсь служителем в общине, но тем не менее — разные характеры и подходы, стиль управления — всё это сказывалось... Кто-то, может быть, ушёл, а кто-то пришёл.
А потом вскоре пришла война...
– Давай с этого места подробнее. Первый день войны, конец февраля 2022 года. Какие у тебя в тот день были мысли?
– 24 февраля 2022 года началось с того, что над моим домом пролетали истребители — мы с семьей проснулись от сильного гула и взрывов — бомбили воинские части и аэродромы в Запорожье.
Из новостей мы узнали, что всё таки началось нападение, в которое я до последнего не верил. Мы начали обзванивать людей из общины, советовались что дальше делать — пришли к мысли, что обязательно нужно заправить баки автомобилей, купить необходимые продукты...
Люди из города начали выезжать где-то на 3-4 день, после того как был захвачен Мелитополь и российские войска подошли к Энергодару. И вот когда в Энергодаре начали происходить какие-то столкновения, начались небольшие пожары на ЗАЭС, люди массово начали выезжать — из страха перед техногенной катастрофой, ведь по прямой от Запорожья до атомной электростанции всего 80 км.
Я отправил свою семью за границу, а сам остался, хотя у меня и была возможность выехать вместе с ними.
– А почему остался?
– Я понимал, что часть людей из общины все равно никуда не уедет, и останется в городе. Я спрашивал Бога в молитве об этом, и Он мне не сказал покидать Запорожье. Я понял, что буду оставаться в городе до последнего — либо до того времени, пока его не оккупируют, либо пока не начнутся масштабные боевые действия.
Поначалу все люди включились в подготовку к обороне — готовили мешки с песком, разливали коктейли Молотова, помогали теробороне. Вскоре эта волна прошла и начались боевые действия в близлежающих районах.
Я, например, также участвовал в эвакуации жителей из городков и сёл Запорожского района, и мне даже довелось побывать в плену...
– Как это произошло?
– Когда мы приехали за людьми в один населенный пункт, к нам на Тиграх и КАМАЗах подъехала группа вооруженных людей — это были российские военные, кадыровцы. Они перекрыли дорогу, и мы 5-6 часов вместе с одним епископом христианской церкви провели у них.
По милости Господней, это было еще начало марта прошлого года, и они просто не знали, что с нами делать. Проверив каждого из нас на наличие татуировок, просмотрев наши паспорта и телефоны, они нас просто отпустили.
Уже к тому времени в прифронтовых городах и сёлах была масса разрушенных зданий, сожженной техники — в том числе и украинской, с нашими солдатами... Это было страшное зрелище — мины валяются на асфальте, в окопах сгоревшие БТР и легковые автомобили... Очень грустно и печально было видеть всё это.
Практически сразу же мы включились всей общиной в приём беженцев, в помощь людям и кормление, в раздачу теплой одежды и медикаментов. Это были и местные жители, и беженцы с оккупированных территорий Запорожской области — тогда еще была возможность выехать, и много людей приехало из Бердянска, Мелитополя, Токмака, Энергодара плюс все окружающие сёла.
– Вскоре эта возможность закончилась?
– Да, где-то к середине лета с этим начали возникать проблемы, и процесс начали ужесточать. Наши власти в том числе начали фильтровать тех, кто приезжал с тех мест, чтобы не допустить проникновения диверсантов.
И, само собой разумеется, российские власти также сознательно перестали разрешать выезд в сторону Украины, потому что им нужно было показать картинку хорошей жизни на оккупированной территории.
– В разных городах Украины разный процент верующих отправлялся за границу. Например, в Харькове таковых было большинство. А как насчет вашей общины?
– Примерно половина общины — и около 70% служителей — выехали из Запорожья, большей частью за границу.
Конечно, руки опускались — ты не понимал, что ты тут делаешь и зачем тут находишься. Но было понимание, что есть люди, которым еще тяжелее, и что есть воля Божья на то, чтобы оставаться здесь. Это мотивировало.
Выехали фактически все музыканты нашей общины, все служители группы прославления. У нас был один гитарист, недавно прошедший реабилитационный центр, который знал только шесть христианских песен — он сам пел и играл, и так продолжалось примерно месяц. На шаббатах в то время было около 30 человек.
Потом Господь начал приводить новых музыкантов — пришли клавишник, скрипач, барабанщик. На собрания начали приходить переселенцы и беженцы, а также запорожцы, оставшиеся в городе. Это были и верующие, и неверующие люди — и вот так в очень скором времени у нас уже собиралось около ста человек.
– Бог начал приводить людей!
– Да, совершенно верно. Пришли люди, которые взяли на себя видео-служение, медиа-служение, танцевальное, музыканты. Это было реальным Божьим чудом. Несмотря на то, что Запорожье — прифронтовой город, находящийся в 50 км от российских блокпостов, в общине появились люди, которых не было с нами в мирное время.
– А как вообще была ситуация с верующими в Запорожье? Что делали другие церкви города? Уезжали или оставались служить людям?
– Есть церкви — в основном это небольшие собрания — которые по большей части покинули город. Большие церкви, конечно, остались и продолжили служить людям и Богу, раздавать гуманитарную помощь, совершать миссии. У них служение также раскрылось и наполнилось.
У них тоже была большая проблема со служителями, потому что многие выехали, и попросту не хватало тех, кто будет проводить Альфа-курсы, домашние группы и принимать новых неверующих людей. Поэтому во многих случаях фокусировка была на центральных — субботних или воскресных — собраниях.
– Насколько мне известно, у вас в городе долгое время существовала межцерковная молитва. Не прекратилась ли она?
– В Запорожье с 2014 года на центральной площади возле обладминистрации проходит еженедельная воскресная пасторская молитва, с привлечением других верующих. Она длится один час, и проходит вот уже восьмой год, постоянно.
Мы даже верим, что благодаря этой молитве враг не захватил Запорожье. В ней участвуют порядка десяти пастырей разных конфессий — и православные, и римокатолики, и грекокатолики, и баптисты — самые разные пасторы собираются и молятся. Также и я постоянно участвую в этой молитве.
И, конечно, ежемесячно проходят пасторские встречи. То есть, межцерковное пасторское общение продолжается.
– Вернемся к вашей общине. Как сейчас обстоят дела с вашим служением?
– Наша община продолжает помогать беженцам и нуждающимся запорожцам, оказывать гуманитарную помощь. У нас дважды в неделю проходят уличные евангелизационные мероприятия. Проходят встречи для переселенцев. Я также провожу библейские семинары — и для верующих, и для неверующих. Молитвы проводим.
В общем, на собрания приходят 120-140 человек сейчас. На Песах собралось 220 человек — людей было больше чем мы ожидали, так что мы раздали всем пасхальные седерные тарелки, и даже некоторым нашим служителям не хватило. Такого у нас до войны не было.
Мы видим, что Господь приводит людей и касается их. Сейчас у нас одна из двух групп новых людей готовится к твиле — водному крещению. Это, в основном, жители города Пологи и города Гуляйполе. Многие из них рассказывают, что, когда они пришли к нам на собрание и услышали еврейскую музыку, что-то внутри них словно откликнулось — вероятно, не случайно, ведь в Пологах и Гуляйполе когда-то были большие еврейские поселения, еще при Екатерине Второй, когда она разрешила евреям заселять эти места.
В Гуляйполе до сих пор осталась синагога, и очень много на окраинах еврейских могил. Мы предполагаем, что после долгих лет ассимиляции остались какие-то люди с еврейскими корнями, которые не случайно попали к нам в общину.
До Второй мировой войны в тех местах жило много евреев, но потом часть уехала, а часть ассимилировалась — и вот потомки некоторых этих людей сейчас пришли к нам. И вот уже около года они приходят — кто-то постоянно, кто-то время от времени — и из них сейчас целая группа готовится к твиле.
– А как насчет евреев Запорожья? Продолжает ли работать синагога?
– Ортодоксальная еврейская община продолжает функционировать в городе. Активности, конечно, в разы меньше, чем раньше, но они также помогают беженцам, в основном евреям, предоставляя медикаменты и гуманитарную помощь. Синагога даже была открыта как бомбоубежище, и любой мог укрыться там от воздушных атак.
Администрация в основном выехала из города, периодически приезжает раввин и его помощники, на большие праздники. В остальном же, как я понимаю, они функционируют дистанционно.
Они предложили всем евреям Запорожья выехать, однако многие остались. У нас есть пожилые евреи, которым мы помогаем — приносим им целевую помощь. И за это время одна пожилая женщина — ей 86 лет — приняла твилу, а другая уже молилась молитвой покаяния. Также к нам пришел один пожилой еврей, который долгое время был членом синагоги, — он покаялся и сейчас постоянно ходит на Шаббаты и на домашнюю группу.
Есть еще ряд евреев, в том числе из области, которые сейчас посещают нашу общину.
– Как думаешь, почему эти люди пришли к вам? Из-за оказываемой помощи?
– Ну, я думаю, у разных людей разные причины того, почему они пришли и почему остались. Но я думаю, что прежде всего это Господь — какая-то особенная благодать раскрывается в это тяжелое время. Когда человек не знает, что будет завтра, переживает о будущем, то мысли о Господе и вечности, наверное, приближают его к Богу и Господь начинает действовать в жизни такого человека.
Он приходит и чувствует, что это не наигранно, что это искренне, что Бог здесь — и он принимает решение остаться.
– Люди из вашей общины, в том числе служители, уехавшие из Украины: как у них настрой? Если, условно, через месяц закончится война, они настроены возвращаться?
– Я думаю, что каждый имеет право выбора. Каждый человек имеет право быть там, где он хочет, где ему лучше. Конечно, для меня как для пастора важно, чтобы человек услышал это от Господа и руководствовался этим пониманием. И для меня как раввина мессианской общины Запорожья важно, чтобы были служители в общине.
Но я вижу, что Господь даже через эти переселения действует очень сильно. Слава Господу, что усилилась мессианская община в Кёльне, которую ведет ребе Родион Самойлович, и другие общины в близлежащих городах. Слава Богу, открылась также община в Брюсселе, в Бельгии, — брат, который взял ответственность за служение, из Запорожской общины.
Пути Господни неисследимы, и мы не можем сказать, где Господь хочет их видеть.
За это время войны Бог уже поднял новых людей, новую команду служителей в нашей общине. Если ты делаешь Божье дело, Господь обеспечит необходимыми ресурсами и людьми. Поэтому можно сказать, что я уже не расстраиваюсь :)
Более того, я как раввин общины выражаю огромную благодарность и признательность каждому члену общины и служителю, который в тяжелые времена взял ответственность за служение и остался верным до конца, а также всем, кто поддерживал нашу общину постоянно в молитве и оказывал помощь из тех мест, куда уехал.
И, конечно, также очень благодарю за поддержку служителей КЕМО и других мессианских общин! Вместе, мы — сила!
– Какой самый важный урок ты вынес из этих 15 месяцев войны? Что особенного открыл, показал тебе Бог?
– Я думаю, для меня особенно ценным стал этот лозунг, эти строки из песни: «Всё видимое временно, невидимое — вечно». Смысл этих слов раскрылся по-настоящему. Всё в этом мире очень относительно, очень временно, и человек не может положиться ни на себя, ни на свое богатство, ни на свои связи или возможности — но только Господь может его направить и сберечь. Поэтому, невидимое — оно вечно, и это то сокровище, которое нужно собирать здесь, на земле.
интервьюер — Алекс Фишман
Последнее: 26.07. Спасибо!