В прошлом месяце я родила третьего ребенка. Это были болезненные, без привычного комфорта двадцать первого века, роды, которыми они всегда и являлись. Испытывая сильные мучения и забыв о всяком достоинстве, моя жизнь была внезапно прервана инвазивными процедурами, а мой разум катился от шока естественных процессов — извиваясь и дрожа, — к ментальному отключению из-за медицинских вмешательств.
Сегодня роды на Западе представляют собой странное соединение. Наши древнейшие, первобытные процессы неловко переплетены с новейшими технологиями. У меня не было «естественных родов», и все же многое из того, что произошло, было неизбежно естественным.
Когда я лежала на больничной койке, ожидая встречи с сыном, у меня в разуме открылись два окна.
Страдание начала жизни
Первым было окно в рождение: настоящее рождение, которое испытали миллиарды женщин до меня. Родить ребёнка было трудно, несмотря на всяческую помощь и комфортные условия, всех медсестёр и врачей, которые помогали мне, все успокоительные препараты, которые просачивались в мои вены, чтобы приглушить боль. Мое тело было измучено. Но мне оказывали всю возможную помощь, и мой верный муж был рядом со мной — в тот день и многие последующие дни. На что же это было бы похоже без всего вышеперечисленного?
В моем разуме прокручивались сцены других рожавших женщин — сцены, которые я просматривала только как слова на странице или изображения на экране. Женщины, которые рожают в одиночку. Женщины, которые не имеют медицинской помощи и сталкиваются с суровостью рождения ребенка без помощи или облегчения. Женщины, которые знают, что их ребенок может умереть — или что они сами могут умереть – во время родов. Мы на Западе давно оторвались от этих реалий, но, находясь в предродовой и родильной палате, призрак того, что рождение на самом деле означало для миллиардов других женщин, парил вокруг меня, и я не могла стряхнуть с себя это чувство.
Затем пришло время вопросов: как Бог мог допустить так много боли для стольких людей? Суровые страдания, написанные в сценарии человеческих начал. Одинокий плач женщин, которые рожают в полях, прячась в тени или подвергаясь тяжелым обстоятельствам. И все же Бог — как назвала его мать-рабыня Агарь — Бог, видящий меня (Бытие 16:13).
Он — Бог, который является свидетелем этих страданий, который встречает нас в них, если мы обращаемся к Нему. И Он — Бог, который по-настоящему может помочь, лежим ли мы на грязном полу или на больничной койке. Действительно, Он — Бог, который относится к нам как рожающая женщина. Он — Скала, родившая нас, Бог, который дал нам рождение (Второзаконие 32:18). Забудет ли женщина грудное дитя свое?.. но если бы и она забыла, то Он не забудет тебя (Исаия 49:15). Нет чистых и опрятных ответов от этого Бога. Но есть разбитое и сломленное тело Его Сына, обнаженного и униженного, умирающего, чтобы мы могли жить.
Страдание окончания жизни
И затем мой разум продолжил свой путь размышлений. Я никогда не перенесу суровость рождения без оказанной помощи. Но однажды я столкнусь с жестокостью смерти. Однажды мой визит в больницу не закончится новой жизнью на моих руках, но моим холодным мертвым телом, накрытым отутюженной простынею. Врачи попытаются помочь. Они принесут свои машины и попытаются провести всевозможные спасательные мероприятия. Но они будут бежать за поездом, который набирает скорость. В конце концов, мои руки выскользнут из их рук. Это может быть недостойное прощание. Называется оно время смерти. Лучшее, на что я могу надеяться, это то, что мои дети будут там. Мой муж, согласно статистике, уже проложит этот путь. На что же я могу надеяться, когда огоньки и мониторы замигают и погаснут?
История Лазаря, восставшего из мертвых, много лет не давала мне покоя. Но не из-за самой развязки истории, когда Иисус взывает: «Лазарь, выйди!» И человек, который был мертв, выходит (Иоанна 11:43-44), хотя эта сцена сама по себе чудесна. А из-за тихой беседы Иисуса с Марфой перед тем, как всё произошло. Иисус спровоцировал этот кризис.
Марфа позвала Его, когда её брат заболел, но Иисус не приходил. Он сознательно позволил Лазарю умереть, ожидая четыре дня, пока это произойдет. И вот Он пришел.
«Иисус сказал ей: Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек. Веришь ли сему?» (Иоанна 11:25-26).
Когда я достигну этого последнего мига на больничной койке, я должна верить не только в Того, который является моим билетом в вечность, но и в Того, кто является этой самой вечностью. Иисус не просто дает нам воскресение. Он Сам и есть воскресение и жизнь. Без Него только смерть. С Ним есть жизнь, убить или забрать которую смерти не под силу. Для меня рождение моего ребенка было такой репетицией — окном на перспективу смерти. Современные жалюзи были подняты на мгновение. Он есть воскресение и жизнь. Я в это верю?
Автор — Ребекка МакЛафлин/ © 2018 Desiring God Foundation. Website: desiringGod.org
Перевод — Оксана Бёрнс для ieshua.org
Последнее: 26.07. Спасибо!
