Страсти по Новому году

Уходящий 2013 год был полон символических событий в сфере политики, дипломатии, экономики и пр. Но его завершение не могло обойтись без еще одной темы, которой в этом году исполняется ровно четверть века. А именно — так занимающего многих израильских политиков и журналистов в последние дни и часы каждого уходящего года вопроса о том, почему «эти русские» продолжают с упорством отмечать свой Новый год.

Тексты на эту тему представляют весьма широкий диапазон, от глубокомысленных рассуждений на тему того, что воспитанные в «русской православной культуре» вносят свой неоценимый или достойный сожаления (нужное подчеркнуть) вклад в израильский постмодернизм и мультикультурность, до известных клише на тему того, как «иммигранты из России в очередной раз обнажают свою нееврейскую сущность».

А авторам этих сентенций уже в двадцать пятый раз – кто раздраженно, кто терпеливо объясняет, что гражданский Новый год – единственный в СССР не идеологический праздник – не имеет никакого отношения ни к Рождеству, ни к европейскому Сильвестру, который в последние годы не столько под влиянием алии из бывшего СССР, сколько благодаря массовым поездкам израильтян за рубеж, входит в моду и в Израиле.

Все это не стоило бы опять обсуждать, если бы у этой темы не было и иного аспекта, связанного с вполне актуальным и легитимным вопросом: какое место те или иные праздники и памятные даты занимают в жизни, идентичности и культурной палитре почти миллиона израильтян, которые приехали из стран бывшего СССР, и более 200 тысяч их детей, родившихся уже в Израиле?

А вот с этим вопросом все и просто, и сложно. С точки зрения социологии, следует иметь в виду два параллельных процесса – восприятия местной традиции и адаптации к ней культурного наследия стран исхода – идущих в среде трех групп «русскоязычных» израильтян.

Во-первых, выходцев из бывшего СССР, прибывших в Страну в возрасте 16-17 лет и старше. Во-вторых, представителей т. н. «полуторного поколения», прибывших в Израиль в возрасте от 6 до 16 лет, и почти одинаково комфортно (или не комфортно) чувствующих себя как в «мире родителей», так и в культуре принимающего общества. И наконец, членов «русских» семей, которые все стадии своей социализации – от яслей до армии и университета, прошли уже в Израиле (в 2013 году, например, таких было 24,5 тысячи человек в возрасте 18 лет и старше, рожденных уже в Израиле, и более 85 тысяч вместе с теми, кто прибыл в страну в младенческом возрасте).

В любом случае, первая «линейка» – это новые государственные праздники и памятные даты еврейского календаря, ставшие государственными в Израиле, где евреи являются «титульной» нацией. Русскоязычное еврейство в этом смысле вполне интегрировано в местное общество и воспринимает такие даты как Рош-ха-Шана, Йом-Кипур, Суккот, Ханука, Пурим, Песах и Шавуот в качестве «своих». Такие праздники как Ту-Бишват и особенно Ту–Беав, которые имеют весьма слабые корни в диаспоре и приобрели особую коннотацию в Израиле, как «новые-старые» традиции поселенческого общества, стоят особняком и больше имеют смысл для «русской» (уже не всегда русскоязычной) молодежи до 30 лет и репатриантов, давно живущих в стране.

Вторая «линейка» – это собственно советские праздники, роль которых неодинакова. Так, «Старый Новый год» не стал заметным культурным феноменом в общине (разве что в среде тех, кто проводит много времени за просмотром российских каналов и следует исходящим оттуда «культурным импульсам»). 1 мая и 8 марта ранее отмечались в Израиле в эпоху доминирования социалистической партии МАПАЙ как «пролетарские праздники», но со временем их роль резко девальвировалась. С большой алией из бывшего СССР празднование 8 марта, уже не как пролетарского праздника, а как «женского дня», вновь приобрело популярность. Из праздника «русской общины», благодаря стараниям феминистов, 8 марта стало достоянием более широких интеллигентских слоев общества, а оттуда, реверсом – вновь в общину, но уже как легитимизированное всем обществом, но отнюдь пока не массовое событие. 1 апреля имеет некоторую общенациональную коннотацию, но остается пока праздником русскоязычной молодежи и лиц средних лет.

Наиболее интересная история произошла с 23 февраля. Для основной массы репатриантов, не считая ветеранов «горячих точек» и небольшой группы иммигрантов самой последней волны, он потерял всякий существенный смысл. Но вот в полуторном поколении – те, кто родились в бывшем СССР, но учились в старших классах школы уже Израиле и служили в ЦАХАЛе, произошла некоторая «инверсия» – эти молодые люди, как показывают и наблюдения за моими студентами в Университете Бар-Илан, нередко воспринимают его как День защитников СВОЕГО отечества (то есть Израиля). Не исключено, что те же процессы постепенно захватят и другие, ранее чисто «советские» праздники.

Наконец, третья «линейка» – это праздники, которые первоначально отмечались в основном в среде выходцев из СССР/СНГ, но в атмосфере культурного плюрализма, установившегося в Израиле в 90-е годы прошлого века, также получили своеобразное признание в обществе в качестве «идентичных». Это Дeнь Победы (9 мая), который благодаря настойчивости и активности «русских» ветеранов Второй мировой войны и политиков стал из локального общественного события официальным государственным праздником, но на общественном уровне пока воспринимается как важное, но локальное для общины (особенно ее старшего поколения) событие.

И особенно гражданский Новый год (ночь с 31 декабря на 1 января), который в этом смысле стоит особняком. Он в Израиле бытовал и раньше, но благодаря миллионной алие из бывшего СССР получил формальную культурную легитимацию, и в этом плане гражданский Новый год существенно отличается от общинных праздников других еврейских субэтнических групп. Например, попытки придать общенациональный статус общинному празднику евреев-иммигрантов из Марокко «Мемуна», несмотря на его политическую «востребованность», пока не получили общенациональной коннотации.

При этом в СМИ и блогосфере, да и в социологических кругах, нередко бытуют мнения, что этот «секторальный праздник русскоязычной общины» не более чем привет из прошлого, актуальный в основном для старшего и среднего поколения и потому скоро «отвалится» сам по себе – что, по мнению этих наблюдателей, уже постепенно и происходит. Но так ли это на самом деле?

Недавний опрос, проведенный по инициативе Министерства алии и абсорбции, показал, насколько подобные суждения далеки от истины. Так, почти 2/3 (точнее, 62%) наших респондентов заявили, что они «Часто или почти всегда» отмечают гражданский Новый год; причем, подобный расклад был характерен для опросов прошлых лет. Еще 26% отмечают Новый год редко и 4% признались в том, что они, как правило, не отмечают этот праздник, который, тем не менее, имеет для них значение. Лишь 8% респондентов выбрали опцию «не отмечаю никогда или почти никогда». Что же касается возрастных различий, то доля тех, кто отмечает этот праздник среди молодежи 18-25 лет (58% – «всегда» и 30% – «иногда») оказалась почти идентична или близка этой доле среди репатриантов всех более старших возрастных групп (соответственно, от 62% до 64% и от 24% до 27%).

По другим параметрам – пол, образование, стаж пребывания в Израиле и уровень дохода — никакой существенной разницы обнаружено не было. Единственное небольшое исключение – это такой параметр, как страна исхода. Например, если выходцы из России, Украины и Белорусии постоянно отмечают этот праздник в 64-68% случаев, то среди выходцев из азиатских регионов таких оказалось чуть меньше половины – 48%, что, разумеется, имеет свое объяснение.

В целом же, если какие-то культурные явления, привезенные нами из стран исхода, и «отваливаются» (что тоже не однозначный факт), то это явно пока не относится к гражданскому Новому году. Этот праздник, похоже, еще долго будет с нами, а хорошо это или плохо – исключительно вопрос вкуса.

Автор — Зеев Ханин

9tv.co.il