Українською читайте тут — Віталій Рощін, тюремний та військовий капелан: «Капелан — це той, кому довіряють».
На летнем молитвенном ретрите КЕМО мы пообщались с Виталием Рощиным — тюремным и военным капелланом, который совершает это служение с 2008 года, основателем ОО «Могучая стена», региональным руководителем и коучем Киевской еврейской мессианской общины. Поговорили о том, как Господь посетил Виталия в заключении, как он стал одним из первых капелланов общины, о Майдане и начале войны в 2014 году, а также о том, что значит быть настоящим капелланом и почему это служение не для всех.
24 февраля 2022 года мы с женой были дома, под Киевом. Я понимал, что начнется война, но в сердце не хотел в это верить. Правда, были очевидные признаки — стягивались войска, банки крови, черные пакеты для «двухсотых»... Мы с друзьям заранее договорились, что, если всё же будет война — пропадёт связь, будут разрушены мосты в Киеве и т.д. — встретимся в определенном месте.
И вот этот страшный сон сбылся. Из окна нашего дома я видел, как на горизонте в сторону Борисполя все горело, слышал отдаленные взрывы... Приблизительно в 500 метрах от нас, на территории воинской части, был прилет баллистической ракеты «Искандер».
Мы быстро собрались и поехали в Бровары к друзьям. Они хорошие люди, но неверующие, поэтому была откровенная паника. От напряжения у меня в горле все пересохло, пришлось всем нам немного выпить валерьянки... Конечно, мы еще и молились.
Уже в 9 утра мы с моим двоюродным братом были в военкомате в Броварах. Ну а куда еще ехать мужчинам, если началась война и никто ничего не знает? Я понимал, что в военкомате будут добровольцы из 11-го и 25-го батальонов, с которыми я знаком. Так оно и произошло. Все броварские воины начали собираться там. Сразу стало гораздо легче, когда видишь, что все дядьки на месте, что у всех боевой настрой и все готовы к обороне.
Что касается оружия, скажу честно, как капеллан я хотел в первую очередь делать свою работу, но оружие не помешало бы мне исполнять свое призвание. Как служитель, я не терял хладнокровия, но понимал, что не скажу: «Люди, не берите оружие!»
Мы с женой решили: «Если уж умирать — то среди своих» и отправились в офис нашей общины. Затем туда подтянулись другие люди, привезли также детей из центра «Яхад».
Это было в то время огромное благословение. Рабочий район возле метро Сырец, «хрущевка», первый этаж и подвальное помещение. Община уже давно собиралась сменить место, но, как написано, «любящим Бога всё содействует ко благу». Там был очень хороший подвал: он был оформлен, подготовлен, не было ни тараканов, ни мышей, там постоянно проходили музыкальные репетиции, на полу — ковролин... Этот офис стал большим хабом и координационным штабом для значительной части Сырца. Мы готовили там еду, ездили оттуда на работу, на ЖД вокзал помогать с эвакуацией детей.
У нас были друзья в ВСУ и прямо оттуда, из офиса, я отправлялся на фронт. Раньше у меня уходило 9 часов на дорогу к фронту, а на тот момент — всего 40 минут: если брать Броварское направление — это были Гоголев, Русанов, Перемога, а с правого берега — Гостомель, Ирпень, Буча, Мощун...
На следующий день к нам приехал ребе Борис Саулович, с которым мне повезло полтора месяца (самых страшных) жить и спать голова к голове. У нас было много и общих молитв, и разного полезного общения, не только духовного.
С чего начался мой путь в капелланском служении? В 2006 году я пришел в общину, и уже в 2008 году у меня появилась возможность посещать тюрьмы и колонии (Надежда Ульяненко тогда отвечала за это служение в общине). Капелланы тогда были только тюремные, и я начал учиться, чтобы получить необходимые для этого служения знания. Я учился в Белоцерковской школе МВД и духовной семинарии, у нас были хорошие преподаватели и серьезная практика. И с 2008 года нам от Министерства юстиции выдали удостоверения капелланов.
В управлении МВД понимали, что тюремные капелланы — это люди, которых государство специальным образом направило работать с заключенными, и в документах было указано, что они должны нам всячески содействовать. То есть нас пускали в тюрьмы, колонии, карцеры и т.д. Такими были первые капелланы в Украине. Служили мы не только заключенным, но и работникам этих заведений, ведь они в духовной, психологической, Божьей поддержке обычно нуждались еще больше, чем заключенные.
Фактически, тогда у нас в КЕМО и было создано тюремное служение. В авангарде у нас были Надежда Валерьевна, Витя Левченко, я, потом к нам присоединился Алик Айрапетов. И конечно, разные братья и сестры как волонтеры присоединялись к нам. Мы там организовывали концерты, всевозможные фестивали в колониях для несовершеннолетних, в колониях особого режима. У нас это очень хорошо получалось и нам доверяли, нас уважали.
Почему я занялся тюремным капелланством? Это моя жизненная история, это то, что я пережил сам. В жизни без Бога я был судим не раз... И именно в тюрьме я познакомился с Надеждой Валерьевной. Мы с приятелем Олегом Фалей сидели на участке усиленного контроля, и она пришла к нам в камеру его навестить.
У меня в жизни тогда произошла трагедия: моя мама попала в ДТП — ее сбил автомобиль, когда она несла мне передачу, и все эти сигареты, чай были рассыпаны по дороге… Конечно, я был в страшном стрессе... И вот Олег рассказал это все Наде. Говорит: «У нас здесь в камере парень, с ним такая вот история – мама трагически погибла». А Надя, как верующий человек, очень аккуратно спросила, можно ли за меня помолиться. Она не провозглашала никаких лозунгов, никаких супердуховных вещей, всех этих религиозных формулировок... А просто помолилась от сердца, а потом заплакала. Я, конечно, тоже заплакал прямо там, в камере. Вот так и началась наша дружба.
Надежда Валерьевна звонила нам и приезжала, и не просто на словах поддерживала, но привозила нам передачи, что-нибудь поесть. И меня это очень коснулось. Я думал: «Вот женщина, у нее есть семья, дети... Она ни одной сигареты не выкурила за это время, очень воспитанная, человек совершенно из другого теста. Но она нам помогает и делает это от всей души... Ну как так?»
Вот так, в тюрьме меня посетил Господь. Интересно еще, что нас в камере было восемь мужчин и когда Надя привозила передачу, там было 8 пар носков, 8 футболок — чтобы каждому. Иисус посетил не меня одного, а всю нашу камеру.
И я решил, что хочу тоже помогать таким людям, каким был сам. Я тогда всем ребятам сказал, что после того, как освобожусь, иду в церковь — я понял, что мне только Бог поможет изменить жизнь. Все эти вещи тюремно-уголовные стали мне надоедать, я стал меньше курить, отказался от наркотиков. И когда освободился, поехал в реабилитационный центр нашей общины и получил там окончательную свободу от зависимостей. Вот так сразу я последовал за Богом. Но Надя повела меня за руку, это очень важно.
В общем-то, тюремное служение неблагодарное. Ты можешь вкладываться в человека, помогать ему, переживать Господа, и вроде человек меняется, но вдруг, в какой-то момент уезжает. То есть, делаешь многое и хочешь, чтобы плодов было больше... Конечно, есть плоды. Если кого-то удается вырвать из такой жизни, то это, как правило, становятся ключевые служители. Но их не так много, как хотелось бы.
Мое служение тюремного капеллана не прекращалось, когда я в 2014 году начал заниматься военным капелланством. Фактически был перерыв лишь на время COVID, когда был жесткий карантин.
Начало Майдана в 2013 году — это была романтика, люди танцевали, играла музыка. Мы все на Майдане желали свободы и воли. Там было действительно прикольно, дух патриотизма, подъем! Мы каждый день были на Майдане, молились за людей, поддерживали. Но когда начались расстрелы, когда начали похищать людей, отрезать им уши и делать другие страшные вещи, когда исчезали молодые люди, а потом их находили с отрезанными головами — тогда Майдан, да и вся Украина погрузилась в атмосферу страха.
Я понимал: капеллану нужно находиться там, где страшно. Что ты за капеллан, если ты там, где просто? Будь там, где тьма, сияй там. Возможно, кого-то из-за твоего присутствия не побьют, кому-то не будут отрезать ухо. Просто нужно быть среди людей и не обязательно кричать «я – капеллан!». Просто ты там есть и молишься. Вот мы там были с братьями, и Надежда Валерьевна с нами… Помню, ей было так страшно, да и мне тоже, но все равно мы шли, заходили в палатки, знакомились там с разными людьми, которые потом стали героями Украины.
Затем сбежал Янукович и началась оккупация Крыма. Можно сказать, что с этого момента началась война.
Армии, войска у Украины не было — все было разворовано, распродано. Многие были завербованы агентами Кремля, руководители были из ФСБ — и в армии, и в СБУ, это уже не секрет. Более-менее боеспособного войска было всего пять тысяч человек. Что такое пять тысяч войска? Это одна бригада…
Я убежден, что нас тогда сохранил Господь и добровольческий движ. Я в нем принимал участие, когда в 2014 году начали собирать первый добровольческий батальон. Кто в авангарде был тогда? Батальон Донбасс, батальон Кульчицкого из Нацгвардии, куда брали всех майдановцев, в основном.
Мне тогда было 40 лет, я был после травмы позвоночника и только-только отложил костыли. И я четко помню, как в батальон Донбасс пришли дядьки, такие как я. Кто-то воевал, кто-то нет, все пришли со своими лекарствами от сердца, еще от чего-то, и пошли на войну добровольцами. И они защитили Украину, они защитили Донбасс. Начался очень мощный добровольческий движ. Путин этого не ожидал.
Я как капеллан три месяца жил в учебном центре, откуда бойцы шли во все подразделения, которые тогда у нас были. Но у меня ведь не одна судимость, и не две, и мне говорили: «Друг, у нас в батальоне 70% работников полиции, а с твоими наколками... В общем, извиняй».
Тогда мы с Сашей Лазнюком, который сейчас служит пастором еврейской мессианской общины в Америке, организовали волонтерскую движуху. Параллельно с этим мы встретились с Игорем Шуликом, Русланом Росом (которые сейчас руководят первым батальоном военных капелланов из Белой Церкви) и впервые поехали на фронт — на Веселую гору. Это была крайняя точка, реально «ноль», там земля еще дымилась от «градов»... Тогда, кстати, «град» — это было самое страшное оружие.
И вот, мы приехали в Айдар, в 30-ю бригаду, а там половина хлопцев — в шлепанцах. Мы привезли им шлемы и просто поесть. На блокпостах тогда стоял батальон Киев-1, 30-я механизированная бригада и штурмовики Айдара. Ездили на автобусах «Богдан» без стекла — это у них были штурмовые автобусы. Стволы такие, словно из фильма «Безумный Макс», пыль повсюду, все страшное, танки ездят... Прямо как команда Джека Воробья, какие-то пираты. Такое было у нас войско.
И мы начали работать. Ребята создали первый батальон военных капелланов, мы создали ОО «Могучая стена», служение при нашей общине и начали трудиться для помощи нашей армии. Сейчас уже можно сказать, что у нас одна из самых боеспособных армий в Европе, и мы принимали в этом прямое участие, очень круто ощущать свою причастность к этому.
Тогда о капелланах мало кто знал, может где-то в кино видели. Помню какая была на меня реакция: смотрят, что капеллан — здоровый дядька с наколками, думают, что «Капеллан» — это мой позывной. Но когда увидели, что я не курю, не употребляю алкоголь, без вредных привычек, мне стали доверять, давать ключи от склада, и в других вопросах тоже.
Надо было налаживать отношения с военными, чтобы капелланов уважали, ведь других там даже слушать не хотели. И это был труд серьезный так всех организовать, а иногда еще тот трэш… Меня уважали не столько за духовное знание, а за простые вещи: за пунктуальность, четкость, за то, что я не пью, не курю, не матерюсь. Кто-то меня вообще «батюшка» называл. Только ребята из Правого Сектора знали, что такое капеллан, говорили «друже капелан» с большим уважением, брали мою руку двумя руками и склоняли голову.
Вспоминаю историю о силе капелланской молитвы. Один инструктор упал в канализационный люк на заброшенном полигоне. Метров 10 в глубину, а внизу торчала арматура. И остался цел! Он понял, что это было чудо Божье, ведь я молился и за него.
Изменилось ли что-нибудь в капелланстве с тех пор? По большому счету, капелланское служение стало мейнстримом. Особенно после 24 февраля 2022 года. Потому что, как ни крути, до того большая часть Украины не считала, что война идет, люди от этого были далеки. Многие верующие смотрели тогда на меня и на Сашу Лазнюка, как на радикалов — будто мы какое-то шоу делаем. Для многих людей тогда войны не было, но после 24 февраля все резко стали капелланами.
Не хочу никого выделять, но вспомню того же Толика Эмма. Он помогал еще в 2014 году. Передал нам рации тихонько так, без огласки. Ребята тогда были без связи, ставили растяжки, колокольчики, сигнальные ракеты, как в 1945-м. И эти рации — это был вопрос жизни и смерти.
Ну а в 2022 году капелланами становились уже на раз-два. Через месяц я увидел, что все в зеленой форме — шевроны, кресты. Ну, что тут скажешь, поживем-увидим… Конечно, мы все работаем на победу, дай Бог.
Но это служение очень серьезное, оно не для всех. Потому что ты — военный капеллан. Капеллан не ООН, не просто там всемирный, абстрактный, ты — капеллан украинского войска. И нужно, чтобы ты в первую очередь у себя в церкви был служителем. Проверенным, с плодами служения. Ты должен быть интересным, эрудированным и стрессоустойчивым, потому что ты напрямую сталкиваешься с войной, со множеством внутренних нюансов, с военной субкультурой.
Ты знаешь многое, чего не нужно знать другим. Солдаты много рассказывают негативного, делятся с тобой о том и этом, по-всякому бывает в армии. И нужно, чтобы это все в тебе умирало, надо это отдавать на крест Иешуа. И самому не заболеть, не разочароваться, не выгореть. А это нелегко, это годами нарабатывается.
Важно иметь призвание к этому служению, в котором нужны люди, которые могут принести пользу своим присутствием, своими делами. Которым начнут доверять и дружить. Капеллан — это тот, кому доверяют. А такие отношения строятся очень много лет. У меня есть друзья командиры, комбаты, десять лет мы строили с ними отношения. И если мне звонит кто-нибудь из военных, даже ночью, даже если он проездом на 15 минут, и он говорит, что хотел бы с тобой встретиться — то я должен посреди ночи подняться и приехать к нему, обняться, попить кофе, два слова сказать. Это имеет большое значение, чтобы у тебя что-то в отношениях выросло, чтобы тебе доверяли, чтобы тебе что-нибудь рассказывали.
Каковы нюансы и потенциальные опасности в служении военного капеллана? Например, военных, приезжающих в мирные города, уже немного раздражает военная форма. И когда они приезжают и видят красивых молодых людей, выходящих из барбершопов в наглаженной форме, с крестами и шевронами, то их немножко подклинивает. И это нормально и справедливо. Они приезжают и думают: «Ну что же это такое? Чего же нам не хватает войска на фронте, а тут вот такое...» Это надо понимать.
Много нюансов относительно сборов. Конечно, во время войны люди постоянно собирают деньги на разные нужды, и капелланы тоже. Многие на это отзываются, жертвуют, но здесь нужно не перегибать палку. Я на это так смотрю: я сам работаю и в нашей организации все работают. Мы скидываемся деньгами, ремонтируем наши автомобили за собственные средства. Конечно, если кто нам хочет помочь, мы только за. Но этот авторитет нарабатывался годами. Мы нормальные дела делаем, но постоянно деньги не собираем. Военные все видят, дураков на фронте нет.
Что помогает находить силы продолжать это служение и не выгореть? Служение Богу. В 2014 году, когда я уже три месяца был на полигоне среди капелланов, то уже так втянулся – тельняшка, камуфляж, всё, я уже полностью там. Такие крутые военные приезжают, спецназ, инструкторы... Но Надежда Валерьевна говорила: «Виталик, устрой все так, чтобы ты в любом случае попадал на шаббат, на центральное служение общины, это обязательно». И я так поступал. И понимаю, что меня это сохранило, что меня война не поглотила, а ведь она засасывает...
Мне очень помогает, что я веду регион в нашей общине, что я служитель, коуч — это большая привилегия для меня, я благодарю Бога за это. Меня вдохновляет молодежь в нашем служении, они окончили университет им. Тараса Шевченко, выучились на юристов. Ты им не расскажешь что попало, тут нужно быть подкованным и в знаниях, и духовно. За это тоже благодарю Бога.
Вообще не понимаю, как капеллан, который напрямую не служит в ВСУ на контракте, может не быть служителем, не вести служение в церкви. Как это возможно? Если ты никому не подотчетен, ты эдакий капеллан-одиночка, рейнджер, то такие в армии никому не нужны. Достаточно примеров таких капелланов, которые сами себе поехали на фронт, начали употреблять наркотики... и просто умирали. Кому такое капелланство нужно? Только врагу душ человеческих.
Чего военные ждут от капелланов? Они ждут, чтобы те им не мешали. Во время войны, в первую очередь, чтобы не мешали уничтожать врага. Чтобы капелланская «святость» не мешала двигаться к победе. Ведь ты приехал и уехал, а война осталась.
Один офицер рассказывал как к ним приехали какие-то супердуховные капелланы. Он им говорит: «Ребята только с передка, сейчас, может, не нужно делать служение... давайте просто кофе выпьем». Но нет, достали гитару и давай свою программу, песню какую-то духовную поют. А воины стоят, плюются: «Ну что это такое? Один куплет 10 раз повторяют... Аллилуйя, аллилуйя...» Построение сделали, каких-то лозунгов наговорили, а воины ведь этого не понимают, они просто отдохнуть хотят...
Чтобы быть нормальным капелланом, нужно всё это чувствовать, разбираться. Надо хорошо понимать, что в армии происходит. А чтобы это понимать, нужен опыт, нужно много быть с ребятами, ездить к ним, общаться с ними, просто жить этим…
Какие уроки я извлек за эти годы в капелланском служении? Истинные библейские столпы, служение Богу — все это формирует тебя как служителя, как человека. Адекватность, стрессоустойчивость, практическое служение, постоянство, настойчивость. Меньше агрессивного маркетинга, самопиара. Желание не быть поверхностным, а разбираться и по-настоящему делать Божье дело. Жить этим. И вот тогда оно «рулит».
Кто этим занимался с 2014 года серьезно, те и сейчас занимаются. А кто вот так «взлетал», начинал какое-то новое движение, маркетинг, пиар, то ничего хорошего — только падение и дискредитация капелланского имени.
Не надо кричать, что ты капеллан. Не надо совершенно. Пусть люди лучше начнут интересоваться и узнают, что ты капеллан.
Как я вижу свое будущее в капелланском служении? У меня есть мечта — вместе с собратьями открыть клуб для военных и капелланов. Очень высокого уровня клуб: со спортзалом, бильярдом, комнатами отдыха, кухней, со своими шевронами, флагами, правилами, конечно — чтобы в нем могли быть адекватные, трезвые люди... Мы там сможем просто в компании посмотреть бокс, футбол или какое-то кино. Да и просто собраться, чтобы ребята посмотрели фотографии, вспомнили побратимов. Хочется, чтобы это был клуб очень высокого уровня, потому что они этого достойны.
Как гражданские люди должны относиться к военным сейчас и после войны? Конечно, война — это очень тяжело, и могут быть разные истории и ситуации, но однозначно нужно относиться с открытым сердцем и уважением. Даже если парня где-то триггерит, ну, не акцентируйся на этом, иди себе дальше. Или подойди, просто обними, поблагодари и пойди дальше молча.
Пришел в госпиталь? Принеси что-то, обними, поцелуй и иди дальше – этого уже достаточно, это уже очень много. Не надо ничего говорить, тем более, если тебе нечего сказать. Не задавать дурацких, лишних вопросов, не умничать. Захочет – сам расскажет.
Вот и все: обнимать, благодарить и иногда проходить мимо, когда ты видишь, что это неуместно. Такие простые, конкретные вещи.
интервьюер — Алекс Фишман
Последнее: 26.07. Спасибо!