Эдуард Саруханян, раввин еврейской мессианской общины во Львове: «Бог просто ищет тех, кто скажет Ему 'Да'...»

На весеннем молитвенном ретрите КЕМО мы пообщались с Эдуардом Саруханян, раввином еврейской мессианской общины во Львове. Поговорили о том, как он пришёл из профессионального футбола к вере в Бога, о начале войны и гуманитарной помощи, о евреях и антисемитизме, о языковом барьере и Божьих чудесах в мессианском служении.

– Эдик, поделись историей о том, как ты пришел к вере в Бога.

– Думаю, всё началось, когда мне было 7-8 лет. Соседка моей бабушки была баптисткой, и она однажды принесла брошюрку с названием «Иисус — друг детей», с Евангелием от Матфея. Я прочел эту маленькую книжечку и был очень впечатлен личностью Иешуа, прямо захвачен. Я не осознавал, что это Господь, Творец... но сама Его Личность меня так впечатлила! «Какой классный парень этот Иисус! Если бы я жил в то время, если бы была такая возможность, я хотел бы с Ним пообщаться...». И вот так, на протяжении всей последующей жизни, в какие-то кризисные моменты я вспоминал об Иешуа.

Я жил в Запорожье и с 7 лет серьезно занимался футболом. У меня была мечта всей жизни — попасть в клуб «Динамо» Киев. Но вот, когда эта мечта осуществилась, — мне было лет 12 на то время — я почувствовал некую пустоту. И я верю, что это было от Бога. Вот я, подросток, достиг этой цели — и что? И ничего. Я как-то так остро это ощутил, и задумался... Правда, вскоре куда-то в дальний уголок своей души забросил все эти чувства и продолжил дальше заниматься футболом.

Photo — Aleksandr Osipov, Wikimedia, CC BY-SA 2.0

Конечно, большой мечтой было стать профессиональным футболистом, но к 19 годам всё развалилось. Из-за травмы, из-за моего образа жизни, и еще ряда причин. И вот, на дворе 2008 год, кризис не только в мире, но и в моей жизни. Я был в депрессии.

Я переехал во Львов, пробовал закрепиться в местной футбольной команде, и у меня продолжился жуткий кризис. Отношения с девушкой развалились, и вот я сижу один в квартире — а тогда еще почему-то периодически выключали свет, — в общем, темно, депрессия ужасная... И вот я решил просто выходить на улицу и молиться. Ходил по соседнему лесопарку и внутренне кричал к Богу: «Если Ты есть, спаси меня! Покажи мне Свою реальность! Ты мне очень нужен!».

Через месяц я вернулся в Киев, начал почитывать Библию, но сильно сомневался во всём: «Почему Иисус? Почему не Аллах, почему не Будда?». Помню, в тот день я встал на колени и говорю: «Господи, мне нужен Ты реальный. И если есть такие люди на земле, которые реально Тебя знают — пожалуйста, мне очень нужно встретить этих людей».

На следующий день, на тренировке я познакомился с парнем по имени Гриша Сахнюк, как оказалось позже — он из Киевской Еврейской Мессианской Общины. В общем, мы делаем пробежку, а он мне начинает проповедовать. Я был очень удивлен, но не посчитал это каким-то случайным совпадением.

Он пригласил меня на собрание, «в церковь», как он говорил. Ну и я шёл в церковь, а потом увидел всё это :) это, конечно, был полный разрыв шаблона... Минут на 20 меня хватило, говорю: «Гриша, спасибо большое, забыл дома утюг выключить...». И убежал.

Мой поиск Бога, тем не менее, всё равно продолжался. Я ходил в православную церковь, молился, читал Библию, задавал Богу вопросы.

Помню, однажды я задал Ему такой вопрос: «Зачем мне жить? Какая миссия моей жизни?». И вот с этим вопросом я пришел в православный храм. В конце службы православный священник открывает Евангелие и читает слова Иешуа о том, что нужно быть ловцами человеков. И в этот момент смотрит на меня. Это было так сильно, прямо сверхъестественно. Я — неверующий, не рожденный свыше человек, и я понимаю, что это ко мне сейчас Господь говорит: «Ты будешь ловцом человеков». Меня это очень возмутило, хотелось вырвать кадило из рук священника. А потом я еще с ним пообщался, и он меня спрашивает: «А ты не думаешь, что тебе надо Богу служить?». Это меня совершенно размазало. Я обиделся на Бога, ведь у меня есть мечта — я футболист, я спортсмен, я звезда. Какой Бог? Какое служение людям? Каких людей ловить?

– Видно прямое действие Божье в твоей жизни!

– Да, это просто удивительно! Но тогда я крепко обиделся на Господа, пару месяцев с Ним не общался.

А потом опять была очередная волна кризиса в моей жизни, какие-то проблемы со здоровьем. И я подумал: «Ладно, пойду к этим ненормальным...». Меня уже даже Гриша не приглашал, он мне просто сказал, что каждую субботу по такому-то адресу проходят собрания.

И вот я пошёл на Шаббат... танцы для меня это было что-то непосильное, поэтому я вычислил время начала проповеди, и решил приходить слушать слово ребе. Понимаю, что Бог меня тогда касался.

Вот так некоторое время я просто захаживал на собрания. Со мной пытались как-то познакомиться, что-то меня спрашивали, а я придумывал разные отмазки: «Да я уезжаю в Польшу на следующей неделе... меня тут не будет, не звоните мне». Ну и продолжал посещать Шаббаты.

В 2010 году на собрании ребе объявил, что в Киев приезжает известный евангелист, Рейнхард Боннке. И порекомендовал всем пойти на это служение, которое проводилось в парке Дружбы народов на футбольном поле — очень символично, я считаю. И вот там меня Господь очень сильно коснулся, и я принял решение сдаться Богу.

Я покаялся, и с того дня Бог начал сильно действовать и раскрывать Свою реальность в моей жизни. Я начал ходить кормить бомжей, у меня какое-то особенное появилось сострадание к людям. Мне хотелось всем проповедовать, а единственные кто меня слушали — это были бомжи. И вот пока они ели, я им проповедовал.

И вот еще смешная история — я на то время жил у товарища, и когда не было никого дома, я садился за стол, расставлял стулья и проповедовал воображаемым людям :) Мне никто не говорил так делать, у меня просто было внутреннее убеждение, что мне нужно это делать. Воображаемые люди каялись и я, конечно, был очень успешным служителем :)

Еще какое-то время я был осторожен в том, чтобы стать частью общины, но в итоге Господь через Сашу Иваненко пробился ко мне, и я пошёл на домашнюю группу. Вот там я уже понял, что такое Божья семья, что мне важно быть частью этой семьи.

Примерно через год после покаяния я сам начал вести домашнюю группу. Конечно, были свои взлеты и падения — группы и росли, и не росли, но понемногу я служил Богу.

Уже позже КЕМО перешла на новый формат структуры, и я также вёл группу «талмидим» — она был достаточно успешной, туда постоянно записывались люди. И вот со временем меня поставили коучем, отвечать за регион таких групп. Где-то полгода это всё продолжалось, и началась война...

– Давай теперь о войне. Расскажи, пожалуйста, какие были твои первые мысли 24 февраля 2022 года?

– У нас маленький ребенок, поэтому мы на ночь выключаем телефоны. Так что мы проснулись и даже не знали, что вообще что-то происходит. Потом уже всё стало понятно, хотя было ощущение, что вот-вот, сейчас, за пару часов что-то решится. Но ничего не решилось, и вечером мы пошли на ужин к нашим друзьям — и там приняли решение, что, скорее всего, надо будет уезжать из Киева. Мы сильно переживали за нашего ребенка — помню, во время тревог я хватал его, выбегал с ним в подъезд...

И вот мы с семьей Медведевых выехали в Винницу, там побыли 4-5 дней — нас хорошо приняли, мы вместе с братьями и сестрами молились там. А потом решили, что детей и жён будем вывозить к границе. С нами к тому времени уже связалась Ярослава Вилько, сказала, что примет их на границе с Польшей, и там уже поможет им.

В общем, мы доехали к границе, отправили жен и детей, а сами помолились — уже была ночь — и прямо там в машинах легли спать. Утром нам позвонил Андрей Луговский и сказал, что во Львов наши братья-поляки везут гуманитарную помощь, и «было бы неплохо, если бы мы поехали туда и разгрузили пару бусов».

Во Львове нашелся пустой склад, и вот так мы начали гуманитарную миссию. Огромные потоки гуманитарки из Польши, Германии, Англии, Словакии. Мы выгружали всё это, фасовали, расписывали по запрашиваемым направлениям. Потом приезжали к нам львовские волонтеры, мы их загружали, ехали в депо и погружали всё на поезд. Два-три месяца велась такая активная гуманитарная деятельность.

В конце мая Андрей Луговский сказал, что надо бы нам развивать мессианское служение во Львове. Еще с 2021 года во Львове началось мессианское служение, но к тому времени большая часть людей разъехалась. И вот, Андрей подошел ко мне и говорит, что ему хотелось бы, чтобы я взял на себя эту ответственность. Я, конечно, совершенно не думал об этом, не гадал, не ожидал. Но интересно, что у меня многое в жизни, в плане моих отношений с Богом, было именно так: «Домашняя группа? Нет-нет-нет, ни в коем случае... я не могу, не хочу, вы что...». «На сцену выходи, говори о цдаке...» — я и такую отмазку придумывал, и эдакую — ничего не работало...

И вот я отвечаю Андрею: «Я, честно говоря, себя тут не вижу. Я не хочу, я не могу...» В общем, я помолился и понял, что если реально Бог хочет меня здесь видеть, то я хотел бы попытаться в этом угодить Богу. Слава Богу, супруга меня поддержала — хотя мы очень любим нашу КЕМО, очень любим Киев. Нам этот переезд... всё сложно, скажем так... Но, по Божьей милости, Он помог нам принять этот вызов.

В июне моя жена с ребенком вернулись из Германии, и вот мы начали служение.

– А во Львове еще оставалась какая-то часть людей с тех довоенных собраний?

– Да, еще люди были. Постепенно они уезжали. Кстати, в первые месяцы войны ведь тоже продолжались собрания — их проводил Андрей Васильевич, было много людей — и беженцы, и переселенцы. До ста человек собиралось.

Но к концу весны люди начали уезжать, киевляне и жители других городов возвращались по домам. Но осталось 10-12 служителей, и это было очень хорошее основание для начала общины.

Мы собрали лидерскую встречу, выяснили, кто какой воркшоп (малая группа, преимущественно нацеленная на новых людей — прим. ред.) может вести — кулинарный, спортивный, английский. Потом обсудили, каким образом будем приглашать людей. Уже к тому времени, слава Богу, мы прошли киевскую школу служения: «Давайте уличный эрев-шаббат?» — «Давайте!».

Один из верующих львовских волонтеров, который приезжал и помогал нам со своим бусом, также вызвался помочь со служением. А он, как оказалось, еще и музыкант, да и просто тот важный факт, что он местный. Помню, он рассказывал нам, «Про що говорити, про що не говорити, як говорити». Это ведь тоже важный момент — языковой барьер. Этот же суржик душил, и по сей день душит многих киевлян — эта «зупинівка», «Серіжа», «самоліт» и вот это всё. Мне по сей день люди подходит после собрания и говорят: «Спасибо за проповедь, но вот это слово — вот так...».

В общем, мы провели два уличных шаббата и набрали сотню контактов. Из них стабильно 30-40 человек начали посещать наши воркшопы.

– Чудесно! Это в основном местные, львовяне?

– Нет, где-то 60-70% — это беженцы. Еще специфика сейчас такая, что беженцы — они открыты. Местные же — у них, в принципе, всё ровно. А вот люди, которые потеряли всё, приехали во Львов — они ищут выход, помощь, утешение. Кто-то реально ищет Бога. Они более открыты. Сейчас львовяне тоже начинают к нам приходить, но 60% — это приезжие.

Сначала у нас было четыре воркшопа, а сейчас уже шесть. На сегодняшний день у нас посещают воркшопы 82 человека — это вместе со служителями. Это не просто те, кто один раз пришел, но кто приходит регулярно. Некоторые люди начали включаться в служение, сознательно служат Господу. Вот уже заканчивается школа основ веры, первый уровень. После школы ожидается твила — водное крещение.

– Ты уже немного говорил о языковом барьере. Поделись подробнее — является ли проблемой для тебя, да и вообще для русскоязычного человека, служение в украиноязычном Львове?

– Скажу так, первые несколько месяцев я проповедовал на русском языке.

– Не было ли осуждения со стороны людей?

– Единичные какие-то случаи. Во-первых, у нас же было много переселенцев. Но даже местные всё понимают. В основном, не было каких-то нареканий. Я просто сразу всех предупредил, что постепенно перейду на украинский язык. Люди понимали, что мне нужно какое-то время. Я начал даже литературу какую-то читать на украинском, купил и прочитал «Тевье-молочника» (автор Шолом Алейхем) на украинском языке.

– Но играет ли язык определенную роль, из твоего опыта?

– Да, это важно. Мы осознавали, что для людей это важно, поэтому всеми служителями было принято такое решение. У нас же большая часть людей — это русскоязычные киевляне. Потихоньку начали переводить песни на украинский язык. Мы понимали, что для людей это важно, и мы хотели их достигать — а на русском языке это было бы очень сложно. И сегодня у нас фактически всё служение идёт на украинском.

– Вы проводили уличные шаббаты, и существует расхожее мнение, что во Львове есть некоторые сложности в плане отношения к евреям... Не сталкивались ли вы с какими-то проявлениями антисемитизма?

– Да, бывали такие прецеденты. Но, опять-таки, это единичные случаи.

Когда мы планировали нашу уличную акцию, внутренне было такое борение — делать ли нам привычные еврейские хороводы, или не делать... Но я понял, что нам нужно прорваться в этом. Потому что мы были такие скованные, стеснительные, боялись. И вот мы поняли, что нам нужно это сделать, чтобы эта пробка вылетела. С Божьей помощью мы это преодолели и, на удивление, многие люди нормально реагировали, подключались к хороводам.

Помню, вот, один дедушка выходил дважды — мы ведь два раза проводили эти уличные шаббаты — и кричал ужасные, страшные вещи. Мы собирались на аллее возле оперного театра, а там есть место, где пенсионеры играют в шахматы. И вот, в общем, один из этих шахматистов бегал за нами и кричал, что он видел Гитлера, и что Гитлер дарил ему шоколадку, и что мы — жиды, и т.д. Но к нему подходили люди, успокаивали его. Другими словами, единичные проявления антисемитизма бывали и есть, но может быть мы пока еще не настолько активны, чтобы дать какую-то объективную этому оценку.

– А случалось ли вам взаимодействовать с местной еврейской общиной? Во Львове же есть разные еврейские организации, синагоги...

– Мы служим некоторым людям из Хеседа, но пока особых взаимодействий не было. Честно говоря, у нас вот только недавно закончилась вся эта гуманитарная работа — конечно, объемы уже были не такие большие, как в первые месяцы, но нам было чем заниматься. У нас же еще есть капелланское служение, мы в апреле делали концерт для ВСУ, а человеческий ресурс ограничен, и мы просто физически не способны всё охватить сразу.

У нас люди и воркшопы ведут, и отвечают за молитвы, и служат военным, и гуманитаркой занимаются — пока непросто. Но верю, что постепенно служителей будет возрастать, и мы будем увеличивать наши взаимодействия по разным направлениям.

– Как насчет отношений с другими христианскими церквями Львова?

– Одним из пожеланий, озвученных мне Константином Гердовым, нашим старейшиной КЕМО, было участие в пасторском совете города. Я познакомился с епископом церкви «Джерело Життя» во Львове, и через него вошел в пасторское общение. Для меня это очень важно. Мы раз в месяц встречаемся с пасторами, общаемся, молимся. С некоторыми уже завязывается, можно сказать, дружба.

Иногда можно встретить какое-то недопонимание еврейского вопроса — мол, ну что вы там, это ж ваше такое, вы вот мессианские, где эти евреи, что это... Слава Богу, какой-то враждебности нет, но пока чувствуется, что для некоторых пасторов и служителей эта тема далёкая и не очень понятная. «Вот есть общее, христианское, правильное... а это что-то ваше, отдельное...».

– Были ли у вас мысли насчет того, что вы будете делать дальше, когда война закончится?

– У нас есть твердое решение — однозначно продолжать служение. Бог уже много сделал в нашей общине, мы видим реальную руку Божью в устройстве общины. Для Бога еврейская община — это очень важно.

Например, мы арендовали помещение, а там нет кухни. А она нужна, чтобы проводить воркшопы. «Давайте молиться!». И вот вдруг приходит человек на шаббат и спрашивает меня, что нам нужно для нашей общины. Я ему говорю про кухню, про необходимые средства на неё. И через пару дней он приходит и говорит: «Вот нужная сумма, мне Бог положил на сердце помочь вам. Есть такая возможность».

Еще у нас покаялась одна женщина, директор крупного магазина. «Что вам нужно? Я очень хочу вам как-то помочь!». Мне уже как-то неудобно даже... В общем, она купила духовой шкаф, холодильник... Бог так всё обустраивает, слов нет.

– Чему тебя научил Господь за это время? Может быть, пришло какое-то особенное понимание от Него, какой-то урок?

– Во-первых, спасение еврейского народа — это очень важный для Бога вопрос. Я уже много лет в общине, но вот здесь я уже как бы изнутри вижу, насколько Божье сердце переживает за Его родной народ. И Бог всячески поддерживает это служение.

И второе: Бог действует в нашей общине несмотря на то, что мы все — простые ребята, у нас нет каких-то выдающихся звёзд. Мы все в каких-то начатках, в зародыше. Но мы видим, что Бог просто ищет тех, кто скажет Ему: «Да». И даже через нас Он будет действовать, обустраивать общину и спасать евреев и людей из других народов.

Бог ищет верных — тех, кто согласится, примет какой-то вызов от Него. И это же не только обо мне, наши служители многие тоже думали: «Ну, вот, Киев и Львов... в Киеве же община, большая и родная, всё понятно и налажено — жизнь, работа... А тут Львов, нас тут не так много, всё по-новому, много ответственности разной...». Но большая часть людей откликнулась на этот призыв, и Бог начал действовать.

Бог научил нас и меня лично по-новому надеяться и уповать на Него. Для меня всё это — вообще суперновое. Я никогда раньше не отвечал за организацию шаббатов. А проповедь... Если бы мне два года назад сказали, что я должен буду проповедовать... Да нет, ребята, это ошибка какая-то...

Поэтому, что я делаю? Я надеюсь на Бога. Подготовка к проповеди — это молитва: «Господи, помоги мне, пожалуйста! У меня нет супер-способностей, мне нужен Ты, чтобы Ты действовал, очень прошу Тебя...». Надо кухня? Давайте будем молиться: «Господи, мы надеемся на Тебя!». Денег в общине особо не было, хотя конечно КЕМО нам сильно помогала с оплатой аренды, но со всеми остальными расходами нам надо было решать самостоятельно.

Поэтому Бог научил и продолжает учить надеяться на Него. Хотя, конечно, не могу сказать, что мы уже сдали этот экзамен. Моя молитвенная жизнь за это время точно стала другой. Потому что везде, куда ни ткнись, я ничего не умею, не знаю как, и: «Господи, Ты мне очень нужен!». Опыта — ноль. Но молитвенная жизнь возросла, и Бог учит надеяться на Него.

И в итоге, когда мы реально уповаем на Него — не было такого момента, чтобы Он нас подвёл. Выходим на уличную акцию, прогноз — дождь. «Господи, мы так хотим, помоги!». Нет дождя. Фестиваль собрались проводить — весь день лил дождь, погода ужасная. А у нас начало на 17:00, и вообще непонятно, есть ли смысл начинать. В 16:40 дождь прекращается. Всё закончили, собираем аппаратуру — а вот и дождь.

Так что главный урок — надежда на Бога.

интервьюер — Алекс Фишман