В школе меня называли «жидовка»

Телеграм канал @ieshua.org

Быть евреем. Что это значит? И как национальная идентичность влияет на жизнь? Мы спросили разных людей о том, что для них лично значит быть частью народа Израиля. Вашему вниманию следующая история проекта от команды Еврейские Новости.

У нас была ситуация, когда меня примерно полгода один мальчик называл «жидовкой», прямо в классе. Это обычная школа в Киеве. И я помню, что мне сначала было так обидно. Я думала: «Это как-то звучит, как вроде бы...» И ты знаешь, что в Польше это вроде как обычное слово. Ну, жид, ну, так оно и называется — то есть, еврей. Но у нас оно приобрело такую некрасивую окраску — словно тебя хотят унизить.

Я с детства знала, что я еврейка, что у меня есть корни по папиной линии, и знала, что нам не известны корни с маминой стороны. Нас в семье пятеро. Такая еврейская настоящая семья. По папиной линии у меня очень колоритная семья. Моего дедушку зовут Григорий Яковлевич, а бабушку — Мариам Соломоновна. Они были такими, знаете, настоящими еврейскими родителями.

В первом классе меня отдали в еврейскую школу, которая находилась недалеко от дома. Я ходила туда, изучала иврит вместе со своими друзьями. Братья и сёстры мои, кстати, тоже туда ходили. И после этого я перевелась во второй класс в другую школу, потому что не успевала ходить на занятия по скрипке. Это оказалось важнее, потому что в пять лет я очень захотела играть на скрипке. И родители не понимали на самом деле, почему я вообще хочу это делать. Они спрашивали, есть ли у нас кто-то из музыкантов в семье. И ответ был отрицательный. Но я, почему-то, очень сильно хотела этого.

Скрипка — это вообще отдельная часть моей жизни. Наверное, даже часть моей души, потому что каждый раз, когда я беру в руки скрипку, я чувствую что-то невероятное. Я всегда хочу, чтобы не я играла, — то есть, чтобы это не я, Лиза, играю на скрипке, — а чтобы мы со скрипкой играли вместе, чтобы это было такое соединение.

На все еврейские праздники я играла в университете, играла в школе. Зная о том, что я ещё и еврейка, все начинают немножечко шутить, немножечко восхищаться, немного строить разные стереотипы, но очень приятные, вроде: «О, еврейская девочка со скрипочкой. Это так хорошо».

Я благодарна родным, что они выдержали все эти моменты в детстве, когда ты только начинаешь играть, у тебя получается ещё не совсем звук, а скорее скрип — это лучше так назвать. И всегда, я помню, когда к нам приходили гости, мама говорила: «Лизочка, иди за скрипкой». И я всегда вроде не хотела, потому что мне опять нужно было что-то играть. Но все всегда сидели на кухне, с таким восторгом тебя слушали.

Я очень люблю импровизировать. И в этом, наверное, также проявляется еврейская музыка, клезмерская музыка. Это не только песни «Хава Нагила» или «Шаббат Шалом».

Я играю в группе, которая называется «Гешер». Гешер — это с иврита переводится как «мост». Мы такой небольшой мостик из пяти-шести человек. Мы исполняем еврейскую музыку, делаем немного каверов на разные песни и всё это в мессианском движении.

Я с детства помню один такой маленький значок, он мне всегда очень нравился. Это был значок донора — «Почётный донор Украины». И когда я папу спрашивала, что это такое (а там просто капелька крови изображена), он говорил: «Это твоей бабушки» — она сдавала кровь регулярно, она была провизором, помогала разным людям, работала на Подоле — в таком колоритном еврейском районе Киева. И, наверное, поэтому я тоже захотела быть как бабушка, и решила, что я хочу продолжить её путь. И я пошла учиться на врача, желая быть хорошим врачом.

Я понимаю, что во многом, наверное, даже сейчас в своей жизни я хочу быть на неё похожей. Она была провизором, и, наверное, это сыграло свою роль в том, почему я хочу быть врачом.

Есть такой стереотип: вот, евреи только с деньгами имеют дело. Но на самом деле, когда-то евреям запрещали работать на земле, и им не оставалось другого выхода, кроме как работать своими мозгами, головой. И поэтому они становились музыкантами, медиками, юристами, банкирами. И у них это хорошо получалось.

Лиза — Элишева на иврите — это моё еврейское имя, переводится как живая клятва Богу. Когда-то мне было странно об этом говорить, странно говорить о том, что я верю в Бога, именно так кричать об этом всему миру. Я считала, что вера — это что-то моё личное. Сейчас я понимаю, что я не должна этого стесняться. Того, что ты переживаешь, что даёт Бог, как Он тебя обновляет, и насколько ты чувствуешь смысл в этом, ты чувствуешь смысл в каждом своём дне, когда просыпаешься.

Я очень много молюсь за своего папу — он болеет. Для меня, мой папа — такая очень трогательная тема. И сейчас я понимаю, что так часто в нашей жизни с папой и мамой были чудеса, когда у него просто операция проходила настолько гладко, настолько идеально... У него рак. Когда он был в Израиле и ему должны были делать первую операцию, и его должны были резать и могли это сделать либо лазером, — а это более современный вид операции, — либо скальпелем, как обычно делают. И врач очень долго сомневался, сомневался, и в итоге выбрал скальпель — и он попал в точку, потому что, если бы он сделал по-другому, метастазы разошлись бы по всему телу моего папы.

Знать то, к какому крутому народу ты относишься, насколько у вас крутая история, какие были чудеса совершены именно для вашего народа, и знать, сколько крутых современных вещей придумали и сейчас придумывают в Израиле... Не знаю, у меня это вызывает только гордость.