Как же удивительно, что Иисус вздыхал.
Это один из наиболее захватывающих моментов Его жизни, которые мы можем подсмотреть в Евангелиях. Как вспышка Его праведного гнева, обращённого на фарисеев в Марка 3:5. Или то, как после смерти Лазаря Он «восскорбел духом и возмутился» (Ин. 11:33). И потом, на удивление, «Иисус прослезился» (Ин. 11:35). А сколькие читатели останавливались перед Его признанием ограниченности Своего человеческого знания? «О дне же том, или часе, никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец» (Мк. 13:32).
Мы могли бы упустить из виду этот удивительный момент земной жизни Христа, — Его громкий вздох из Марка 7:34, — если бы подобное, но с ещё большей глубиной чувств, не случилось снова, всего лишь несколькими стихами ниже в Марка 8:12. То есть, оба упоминания о том, как «Иисус вздохнул», разделены лишь несколькими абзацами: первый раз перед насыщением четырёх тысяч, и потом, сразу же после. Причём, второй случай был драматичнее первого («восстенав в духе Своём» — пер. Еп. Кассиана). Греческое слово «stenazō», означающее вздох, в других местах Нового Завета также переводится как стон.
Эмоциональная жизнь безгрешного Богочеловека может оказаться более сложной, чем мы склонны предполагать.
Что такого во вздохах?
Вздохи Иисуса, Его стоны, особенно заметны в 7-8 главах Марка, поскольку совсем не так представлен характер Его служения в других текстах.
Действительно, как «Мужа скорбей» по определению Исаии, мы знаем Его не потому, что Он вздыхал на протяжение всего Своего служения, но потому, что, в конечном счёте, Он пришёл, чтобы понести крест за наш грех. Обычно Христос, описанный в Евангелиях, привлекает внимание Своим спокойствием, сдержанностью, невозмутимостью перед лицом недоброжелателей. Он рассказывает провокационные притчи, с изяществом отвечает на неприязненные выпады, задавая проницательные вопросы, демонстрирует хладнокровие, которого в наши дни, по-видимому, так не хватает.
Но, каким бы явно хладнокровным Он ни был представлен в Евангелиях, Иисус всё же вполне человек, обладающий всем, что свойственно нашей природе: телом, разумом, волей и эмоциями. В определённые моменты Иисус мог испытывать праведный гнев, быть весьма удручённым и даже плакать. И в каждом неожиданном откровении Его абсолютной человечности мы, обыкновенные люди, можем многому поучиться.
Так, некоторую благодать для себя мы можем почерпнуть и подсматривая за вздохами Христа. Многие проницательные наблюдатели, такие как Дж. Ч. Райл, ощущали «глубокий смысл в этом вздохе!» (Expository Thoughts on the Gospel of Mark, 115), но каков в таком случае этот глубокий смысл? Что мы, Его народ, можем извлечь для себя из вздохов нашего Господа?
Истинный Человек, а не только Бог
Прежде всего, мы видим реальность человечности Христа, и вместе с тем, то, как Он отождествляет Себя с нашим бедственным положением. В 7-8 главах Марка Он не просто, как и везде, проявляет определённо человеческие эмоции, присущие Ему в силу Его человечности, а не Божественности, но мы также обнаруживаем, что Он сближается с нами. Его вздохи не просто подобны нашим в этом падшем мире, но они также и за нас, как это, в частности, видно в Марка 7, где Он вздыхает о глухом и косноязычном:
Иисус, отведя его в сторону от народа, вложил персты Свои в уши ему и, плюнув, коснулся языка его; и, воззрев на небо, вздохнул и сказал ему: «еффафа», то есть: отверзись. И тотчас отверзся у него слух и разрешились узы его языка, и стал говорить чисто (Мк. 7:33-35).
Как замечает Уильям Лейн, Иисус отвёл этого человека в сторону от толпы, служившей отвлекающим фактором, проник в его мир и «открыто выразил сильную эмоцию, которую Он, очевидно, всегда испытывал ввиду разрушительного бесовского угнетения и болезни» (Mark, 267).
Мы можем ошибочно принять некую ложную невозмутимость за христианскую зрелость. Благочестие и в самом деле привносит в человеческую душу спокойствие и стабильность, но не ценой глубоких спонтанных вздохов о проклятии греха (святых вздохов, по своей сути очевидно отличающихся от ворчания, которое Писание однозначно осуждает). Такой образ Иисуса отличается от того, который мы, возможно, склонны воображать или рисовать. Здоровая, безгрешная эмоциональная жизнь не так одномерна, как нам могло бы показаться. Святые эмоции в падшем мире могут встречаться в более широком спектре.
В Библии вздохи являются выражением не радости, но горя. В сочетании со стонами (Иов 3:24; Иез. 9:4), с печалью (Пс. 30:11; Ис. 35:10, 51:11) и с желанием Божественного избавления (Пс. 37:10), вздохи выражают (во всеуслышание) некое внутреннее томление, противоположное весёлому сердцу (Ис. 24:7). Вздохи – это лёгкая, более тихая разновидность плача по умершему (Иез. 24:17). Это универсальный аспект человеческого опыта: у всех нас бывают моменты, а то и более продолжительные периоды, когда нас расстраивает это время «ещё не». Так же и с Иисусом. И Иисус вздыхал.
В первом случае, согласно Марку, всё дело было в проклятии греха, последствия которого Иисус видел перед Собой в глухонемом. А затем Его вздохи усилились в Марка 8:12, когда внимание заострилось на грехе как таковом: на неверии фарисеев.
Истинный Бог, а не только человек
Если первый Его вздох располагает нас к Нему, второй лишает нас покоя, как грешников, склонных к неверию:
Вышли фарисеи, начали с Ним спорить и требовали от Него знамения с неба, искушая Его. И Он, глубоко вздохнув, сказал: для чего род сей требует знамения? Истинно говорю вам, не дастся роду сему знамение (Мк. 8:11-12).
Отметим вот что: «Он глубоко вздохнул», но не разгневался. Он не вспыхнул от ярости и не утратил самообладания. Но Он и не проявил стоическую сдержанность перед лицом неверия. Можно предположить, что прежний Его вздох был слышим. Этот же был и более напряжённым, и, по-видимому, не столь громким: «глубоко» и «в духе Своём» (пер. Еп. Кассиана). Последующие Его слова не являются возмущённым нападением на фарисеев, но сдержанным, хотя и осуждающим, отказом предоставить знамение, которого жаждет их неверие. «Эмоция, проявившаяся в Его глубоком вздохе, была выражением негодования и огорчения, — замечает Лейн. – Есть отзвук раздражения в вопросе: для чего род сей требует знамения?» (277).
Что же касается нас, то взгляд украдкой, брошенный Марком на Иисуса, восстенавшего в духе Своём, изобличает и нашу человеческую склонность шутить с неверием. Наш век приучает нас относиться к неверию легко. Мы издаём отчаянный вопль отца: «помоги моему неверию!» (Мк. 9:24), тем самым, скорее, санкционируя сомнение, а не умоляя о незамедлительной помощи. Но в Библии неверие никогда не считалось почётным признаком. Иисус поистине может справиться с нашими сомнениями (и исцелить их), но Он их не чествует. В действительности, Его глубокий вздох в Марка 8:12 показывает, что не многие (если вообще таковые имеются) грехи обескураживают Его так, как неверие.
И здесь мы можем спросить себя, как часто мы вздыхаем так, как Иисус. Ощущаем ли мы вместе с Ним всю серьёзность, весь ужас неверия? Или мы преуменьшаем его значение в себе и в других? Возможно, наш Спаситель найдёт, что мы вздыхаем не слишком много, а слишком мало. Мы нуждаемся не в том, чтобы Иисус изгнал эти вздохи, но чтобы исправил корабль нашей души, вернув его на прежний курс. Ведь, подобно судну, сбившемуся с курса, мы вздыхаем о том, о чём не следовало бы, и не вздыхаем о том, о чём следует.
Через Его смерть
Наконец, на всём протяжении Евангелия от Марка во вздохах Христа мы также обнаруживаем предчувствие ожидающего Его креста. Здесь мы в действительности можем бросить взгляд на печаль Мужа скорбей.
В то время как Его первый вздох святого сострадания усиливается до второго вздоха святого негодования, груз на Его плечах становится всё тяжелее с каждым шагом, приближающим Его ко кресту. Проклятье, которое станет Его собственным, грех, которым Он станет, и неверие, которое Он исцелит, — это груз, тяжесть которого увеличивается вместе с Его признанием цели Своего прихода. «Крещением должен Я креститься, — свидетельствует Он в луки 12:50, — и как Я томлюсь, пока сие совершится!» Эта тяжесть уже была с Ним при Его первом вздохе. Как замечает Тим Келлер, когда Иисус собирается исцелить глухонемого, Он не усмехается и не говорит: «погоди, сейчас ты увидишь, что Я для тебя сделаю». Потому что никакое исцеление и никакая вера не даются даром. За всё это Иисус заплатит на кресте.
Эта серьёзность крестной направленности оказывается ещё более очевидной во втором вздохе, в серьёзном звучании «истинно говорю вам», и в поразительном косвенном намёке на то, как Он навлечёт на Себя проклятие. Иисус буквально говорит: «истинно говорю вам, если знамение будет дано этому роду…» (Мк. 8:12) и не договаривает фразу. Это «если», не имеющее очевидного «то». А подразумевается здесь «то я буду проклят». Или, как мы бы сказали сегодня, «через Мою смерть». Возможно, Он замолкает потому, что далёкий крест становится всё более реальным. Одно дело произнести «через мою смерть» как фигуру речи; и совсем другое признать, что смерть поистине приближается, и что Он пришёл не принести, но взять на Себя Божественное проклятие.
Если мы надеемся стать подражателями нашему Господу в Его святых вздохах, то, приближаясь к далёкому холму, мы придём к этому великому контрасту: Богочеловек пошёл на крест за проклятие греха и неверие, которые Он оплакивал. По пути на Лобное место из уст Христа исходили праведные вздохи, нам же после Голгофы они уже неведомы.
И всё же, в настоящее время вздыхать – это по-человечески, и по-христиански. В наш век славных «уже» и огорчительных «ещё нет», мы неизбежно вздыхаем, и в том даже проявляется некое благородство. Мы не просто вздыхаем как наш Господь, но и удивляемся, что Он вздыхал о нас.
Автор — Дэвид Мэтис / © 2023 Desiring God Foundation. Website: desiringGod.org
Перевод - Ольга Крикун для ieshua.org
Последнее: 26.07. Спасибо!
